В июле Найджел вновь поднял вопрос о том, должен ли фунт вступить в ERM. Это не застало меня врасплох, поскольку перед этим я обсудила эту тему с Аланом Уолтерсом и Брайаном Гриффитсом. Я считала, что за последние 8 лет правительство приобрело в обществе репутацию благоразумного. Вступая в ERM, мы фактически признаемся в неспособности себя дисциплинировать. Членство в ERM снизит пространство для маневра в процентных ставках, которые в период высокого давления будут выше, чем если бы мы были вне ERM. В целом, когда все хорошо, членство в ERM не прибавит плюсов развитию нашей экономической политики, а при неблагоприятных обстоятельствах оно только все усугубит. Найджел полностью отвергал этот аргумент. Он сказал, что хочет снова обсудить это со мной осенью, а я ответила, что не хочу возобновлять обсуждение этого вопроса до Нового года.
К этому моменту имелись свидетельства того, что экономика может расти со скоростью слишком высокой, чтобы ее сохранять. В августе 1987 г. Найджел предложил поднять ставку на 1 %, на основании того, что это было необходимо для борьбы с инфляцией к следующим выборам. Я приняла это предложение. Таково было положение, когда «черный понедельник» (19 октября 1987 г.) ознаменовался резким падением фондового рынка, предваренного падением на Уолл-стрит. Я была в США, когда мне стало известно о падении фондового рынка. Я ужинала с ведущими американскими бизнесменами, и они описали мне перспективы того, что происходило, добавив, что вопреки некоторым прогнозам, мы не стоим перед лицом краха мировой экономики. Тем не менее я предпочла лишний раз перестраховаться и согласилась с требованием Найджела на два последующих ответных полпроцентных сокращения ставок, чтобы помочь восстановить уверенность бизнеса.
Чего я не знала, так это того, что Найджел устанавливал процентные ставки в соответствии с обменным курсом так, чтобы фунт сохранялся на уровне или ниже уровня DM3. Покажется невероятным, но я узнала о том, что Найджел преследует дойчмарку, только когда давала интервью журналистам «Файненшл Таймс» в пятницу 20 ноября 1987 г. Они спросили меня, почему мы придерживаемся дойчмарки в соотношении три к одному фунту. Я отвергла это предположение. Но график, который они принесли с собой, рассказал гораздо больше, чем они. Это, разумеется, имело ряд серьезных последствий сразу на нескольких уровнях. Во-первых, Найджел проводил свою собственную финансовую политику, не советуясь с остальным правительством. Как я могла доверять ему? Во-вторых, наше сильное вмешательство в валютные рынки могло возыметь инфляционные последствия. В-третьих, я, возможно, позволила снизить процентные ставки слишком сильно, чтобы пролонгировать политику Найджела по удержанию фунта на уровне ниже DM3.
Я собрала воедино всю возможную информацию о том, что могло произойти с фунтом, и о масштабах вмешательства. На встрече с Найджелом 8 декабря я выразила крайнюю озабоченность размерами вмешательства, необходимыми для сдерживания фунта на уровне ниже DM3. Найджел утверждал, что вмешательство было «стерилизовано» обычными рыночными операциями и что оно не приведет к инфляции. Но значительный приток капитала имел свои собственные последствия, с одной стороны, увеличивая рост денежной массы, а с другой, оказывая дополнительное сдерживающее давление на рыночные процентные ставки.
В начале 1988 г. мои отношения с Найджелом ухудшились. Мне казалось противоречивым увеличение процентных ставок, одновременно с вмешательством для сдерживания курса фунта. Но я также понимала, что стоит мне воспользоваться своими полномочиями и запретить интервенцию в таком масштабе, как мои, и без того натянутые отношения с Найджелом окончательно рухнут. Он загнал себя в ситуацию, когда его собственное положение как канцлера пошатнется, если фунт превысит DM3. Однако к началу марта у меня не было выбора. 2 и 3 марта было совершено вмешательство в размере 1 млрд фунтов. Английский банк был обеспокоен этой ситуацией. Я знала, что старшие должностные лица в казначействе разделяли это беспокойство.
Я поставила этот вопрос перед Найджелом на двух совещаниях 4 марта. Я вновь пожаловалась на уровень вмешательства в обменный курс. Я попросила его проконсультироваться с Английским банком и затем сообщить, следует ли ликвидировать «порог» DM3 и если так, то когда. Когда он вернулся, он согласился, что, если к понедельнику все еще будет сохраняться сильный спрос на фунт, можно будет допустить увеличение ставки до уровня, превосходящего DM3. Он настаивал на том, чтобы провести еще некоторое вмешательство в будущем, чтобы снизить скорость, с которой может возрастать курс обмена. Я выразила свои опасения по этому поводу. Но я была готова согласиться с ограниченным вмешательством, если это было необходимо. Фунт впоследствии превысил порог DM3.