В октябре состоялось первое настоящее боевое крещение. В наступлении на Плевну Сергей возглавил рекогносцировку, разведку боем, его отряд попал под сильный артиллерийский огонь. Полковник Степанов рапортовал: «Во все время Великий князь выказывал удивительное хладнокровие и как бы презрение к опасности. При переправе через реку Сергей Александрович восторгался солдатами: невзирая на свист гранат, они шли как у себя дома, балагурили, подпевали, посылали остроты вдогонку снарядам. С другой стороны, и солдаты любовались юным князем: при полете снарядов он не только не нагибался инстинктивно, напротив – подымал голову и следил за полетом снаряда, выказывая полное хладнокровие и мужество». Сам же Сергей Александрович откровенно писал в своем дневнике: «Чувство это не очень приятное, когда гранаты летят везде, сыплются кругом вокруг нас и лопаются невдалеке. Мне все казалось очень страшным, я думаю, что я не был слишком взволнован, я себя чувствовал довольно спокойно… Турецкий огонь был удивительно меток, и снаряды ложились вокруг нас. Осколки свистали около ушей и завывали так заунывно – точно ветер осенью в трубе». Ему было страшно, но он не выказывал волнения и выглядел спокойно. Это честное признание отважного воина. Лишь тот, кто не бывал в сражениях, хвастается, будто это не страшно.
В другой группе, проводившей рекогносцировку параллельно отряду Сергея Александровича, пулей в голову оказался убит наповал его двоюродный брат Сергей Максимилианович Лейхтенбергский.
За храбрость, проявленную в бою, Сергей Александрович был удостоен высокой воинской награды – «Господи помилуй! Папа мне собственноручно сегодня надел крест Святого Георгия 4-й степени… Этого я вовсе не ожидал – я не знал, что и говорить. Но многое я прочувствовал в эту минуту – меня так и обхватило. Я бросился обнимать Папа, у него на глазах и в голосе были слезы. Я не достоин такой награды, и она на меня возлагает много, много обязательств, которых мне дай Бог исполнить!»
Война продолжалась, и капитан Романов желал в ней и дальше участвовать, дабы оправдать награду, по его мнению, пока еще не вполне заслуженную. 29 ноября турки капитулировали в Плевне, и, сопровождая отца, он прибыл в бывшую ставку командующего турецкими войсками Осман-паши. Торжественные мероприятия, вручение наград героям, звуки военной музыки, благодарственный молебен… А на следующий день – снова война, новые вражеские атаки, тяжелый бой под Мечкой.
3 декабря Александр II отправился в Россию, приказав Сергею сопровождать его, и 10 декабря они прибыли в Петербург. В объятия матери вернулся уже совсем не тот хрупкий и застенчивый юноша, которого полгода назад она провожала в действующую армию. Сергей отрастил усы и бороду, в нем появилась мужественность настоящего боевого офицера, прошедшего через горнило войны. Тот, кто на себе испытал это, знает, каким странным видится мир, в который ты вернулся с театра военных действий. Жизнь здесь кажется нереальной, будто сон, а настоящая осталась там, где грохочут орудия, рвутся снаряды, стреляют ружья, сверкают штыки.
И вот теперь нужно снова вникать в эту придворную жизнь с бесконечным количеством всевозможных церемоний, приемов, встреч, расписанных на много дней вперед. Сергей откровенно не любил светское общество, его мучила необходимость участвовать в светской жизни, что-то говорить, изображать, притворяться. Все отмечали его отвлеченный взгляд, немногословность, а нередко тоску в светлых глазах, затуманенных какой-то далекой мыслью. И свет стал отвечать ему взаимной неприязнью. Он носил корсет – о нем говорили, что он позер и кривляка. Немногословен – боится сказать что-то лишнее и чем-то выдать себя. А что же он скрывает? Наверняка что-то постыдное. Так начинала зарождаться чудовищная сплетня, которую и по сей день охотно повторяют многие, особенно люди либерального направления мысли.