Великая княгиня Елизавета Федоровна. И земная, и небесная

Напольная школа, где им предстояло провести последние 58 дней своей жизни, оттого так называлась, что сразу за ней начиналось широкое поле, и с этого поля легко было бы штурмовать здание и освободить пленников. Вероятно, расчет был на то, что либо контрики соблазнятся такой возможностью, будет бой, и тогда появится законное основание объявить, будто Романовы погибли при попытке к бегству, либо при таком географическом положении легче будет наврать, что подобная попытка со стороны контры имела место быть.

В наше время дом, где расположена Напольная школа, имеет двойную нумерацию – 58/77, то есть № 58 по улице Перминова и № 77 по улице Ленина. Прелестно! Дом, в котором томились алапаевские мученики, расположенный ныне на территории женского монастыря во имя святой преподобномученицы Елисаветы Феодоровны, числится по улице, носящей имя главного палача этой самой мученицы! Наверное, только у нас в России, с ее диковинной и замысловатой историей, возможно подобное. Все равно как если бы монастырь Святого Георгия располагался на улице Диоклетиана, церковь Иоанна Крестителя – на улице Ирода, а храм Христа Спасителя – на площади Понтия Пилата.

Ну, а кто такой Перминов, на улицу которого выходит нынче фасад школы? А это тоже фигурант того дела о заточении и убийстве алапаевских мучеников. Дмитрий Васильевич Перминов выполнял тогда функции секретаря исполкома в алапаевском совдепе. Его подпись мелькает на многих документах, связанных с событиями мая-июля 1918 года. Так что одним боком мемориальное здание школы выходит на улицу имени главного заказчика, а фасадом – на улицу имени одного из множества исполнителей заказа.

Но и этого мало – пересечение улиц Ленина и Перминова долгое время называлось площадью Народной мести!

Церковно-приходская Напольная школа, почти совсем новая, построенная в 1915 году, в конце мая 1918 года только что освободилась от учеников и учителей, отправленных на летние каникулы. Стало быть, поселяя Романовых, организаторы заведомо рассчитывали, что проживут здесь узники недолго, и осенью ученики и преподаватели смогут возвратиться в свои классы.

Одноэтажное, но вместительное здание, в центре фасада крыльцо, по обе стороны от которого по три больших окна, и со всех сторон – множество таких же окон, а значит, внутри светло, отовсюду обзор. Всех расселили по классам, в которые из ближайшей больницы привезли железные кровати, простые столы, стулья. Отдельные помещения занимала охрана, дежурившая в тот или иной день попеременно, и кухня, к которой была приставлена повариха Поздина-Замятина. Она потом вспоминала: «В комнатах великих князей была только самая простая, необходимая обстановка. Простые железные кровати с жесткими матрацами, несколько простых же столов и стульев; мягкой мебели не было. К часу дня я готовила завтрак, в четыре подавался чай, в 7 часов обед… Князья занимались чтением, гуляли, работали в находящемся при школе огороде… ходили в церковь, гуляли в поле за школой. Ходили одни, без охраны. Великая княгиня Елизавета Федоровна занималась рисованием и подолгу молилась». Служанка Александра Кривова, приставленная к арестантам, вспоминала: «Сначала им была предоставлена свобода, они могли ходить по городу и гулять в поле».

В первый месяц пребывания в Алапаевске арестованных они в полной мере и не могли называться узниками, а лишь ссыльными. Ветлугин со своими непременными восклицательными знаками пишет: «Великий гуманизм окруженной врагами молодой Советской республики ярко показывает в первый период пребывания князей Романовых в Алапаевске… Школа для князей первоначально была не домом заключения, а как бы общежитием!»

Кто где расселился, об этом свидетельства разнятся. Примерно так: в одном классе Иоанн Константинович с женой Еленой Петровной, в другом – Сергей Михайлович со своим слугой Федором Ремезом, в третьем – Константин, Игорь и Владимир, в третьем – Елизавета Федоровна с Яковлевой и Янышевой. Однако в своих показаниях следователю Сергееву 25 октября 1918 года Кривова, говоря об ужесточении режима проживания, утверждала: «Тогда же было приказано выехать из Алапаевска лакеям великого князя Константина Константиновича – Ивану и князя Палея – Крюковских. Выселили также и монахинь, состоявших при Елизавете Федоровне – Варвару Яковлеву и Екатерину Петрову». М-да… Особенно, если учесть, что Варвара потом приняла тот же мученический венец, что и настоятельница… Очень странные показания со стороны женщины, постоянно находившейся в Напольной школе! Да и имя второй крестовой сестры никак не Петрова, а Янышева.