Некоторые из них оставили свои свидетельства, как все происходило. Председатель алапаевского ЧК Говырин: «Перед самым отступлением из Алапаевска мы в партийной организации обсуждали вопрос, как ликвидировать княжескую знать, на одном из партийных собраний мы постановили с ними рассчитаться… Сначала они чувствовали себя свободно, потом, когда началось паломничество, когда шли посмотреть, что это за люди, молочко стали им носить, ягодки… мы видим, что дальше это дело терпеть нельзя, посадили на военный режим… Мы подобрали большевистскую охрану, накануне выловили одного вора, сводили его к парикмахеру, обрили, одели офицером, надели галифе, изобразили из него офицера и проводили линию, что за князьями прилетели на аэроплане, это нужно было изобразить перед обывателем. Около школы бросили бомбу, это было после увоза в шахту, мы показывали, что дрались с аэропланом… Мы с ними поступили не совсем культурно, сбросали живьем, нам делать операцию невозможно… Мы им говорим, что увозим вглубь тыла, что мы временно вынуждены отступать, что мы перевозим в безопасное место. Они в это поверили. Когда остановились около шахты, они спрашивают: „Почему остановились?“ Я говорю: „Мост сломан“, что ребята поправляют мост. И вот в это время, когда была задержка, проделали эту операцию. После этой операции мы, конечно, поставили охрану, утром взяли одного коммуниста, завязали ему голову, посадили на телегу и возили по Алапаевску, что его ранили, таким образом создалось впечатление, что князей увезли на аэроплане, так и не знали, что с ними так покончили. Таким образом обыватели успокоились. Это было опубликовано, что их увезли на аэроплане, что одного ранили».
Председатель Верхне-Синячихинского совдепа Середкин: «В Алапаевске публика набожная, многие старушки подарки приносили, решили мы делать втихомолку. Вызвали меня вечерком и говорят: „Тебе задание, приготовь шахту, раскрой, а завтра приезжай с кем-нибудь, двух лошадей надо от тебя, повезем князей“. Ребята собрались – Черепанов, Гришкин, Елькин, пошли раскрывать эту шахту. Получилось так, что там бугорок небольшой, но копали, копали, а там настолько отступлено… и там сделаны палаты на полтора аршина наверх земли… Мы раскрыли известковую часть, я сказал, где поставить охрану. Приехали туда в 11 часов, там все в сборе, мне посадили князя Сергея Михайловича, выезжаем через 10 минут, он меня спрашивает дорогой: „Куда меня повезли?“ Я говорю: „Я не знаю, мне велели подать лошадь, я ничего не знаю“. „Ты ведь слышал, что готовят дом? – он спрашивает, – кто там жил?“ Я говорю: „Инженер“. „Ну, значит, квартира будет хорошая“. Затем он меня спрашивает: „Как вы наблюдаете, рабочие, что сейчас лучше живется?“ Я говорю: „Сейчас сказать еще трудно, мы власть еще не видим, ее шаги еще незначительны“. – „Ты член партии?“ – „Да“. – „А какой партии?“ – „Социал-демократов большевиков“. Говорили много о земле, как понимать социализацию земли… Я говорю: „Коммуну устроили, коммуну будем организовывать“. Он спрашивает: „Как же это так?“ Я отвечаю: „Вот соберемся артелью, возьмем известное количество земли и будем обрабатывать“. Вот приблизительно такого порядка были разговоры. Там, конечно, до меня ребята уехали, я приезжаю четвертым. Приезжаю и говорю: „Надо слезть, крестьяне мост взорвали, надо пешком пройти“. Когда они доходят – проваливаются туда, готовое дело. Таким образом спустили. Хотели спустить на дно, а на дно не попали, там был перестил, они там и остановились, в результате оказались живые. Мы хотели шахту взорвать, спустили перекселиновые, но попали в воду. Для того, чтобы укокошить, нужно было что-то сделать, у меня были в шкафу бомбы, я дал ключ Кайгородову, чтобы он привез. Потом так и зарыли. У меня в руках остался кошелек с табаком князя, хотел себе оставить, но потом думаю – привяжутся, бросил туда же».
Какая простота в рассказе об убийстве двух женщин, доблестного офицера и его слуги, а также четырех молодых людей! Вот только язык не повернется назвать эту простоту святой. «Когда они доходят – проваливаются туда, готовое дело»… Мурашки по коже! Как легко и просто, типа того, мол, сами провалились, а мы тут и не при чем. И это: «для того, чтобы укокошить…», будто речь шла о насекомых, а не о людях. Кажется, об утраченном кошельке, причем не с деньгами, а с табаком, товарищ Середкин сожалеет больше, чем об убиенных.
Шахта Нижняя Селимская, полностью выработанная, была закрыта еще с 1904 года. Когда к ней подвели узников, те, вероятно тут только сообразили, что вот она – их последняя дача. А вовсе не какой-то там дом инженера, про который Сергею Михайловичу врал Середкин.
Казнью руководили председатель ЧК Говырин, военком Павлов, комиссары Спиридонов, Соловьев и Смольников. Братья Абрамовы, Гасников, Гасников, Рябов, Родионов, Зырянов, Останин, Плишкин, Кайгородов, Черепанов, Сычев и Маслов хватали мучеников и по очереди подводили к зияющему в темноте отверстию шахты, а кузнец-молотобоец Середкин наносил удар по голове сзади либо кувалдой, либо молотом, либо обухом топора.