Великая магия

ГРЕГОРИО. Сейчас мы лицом к лицу оказались перед полным крахом. Мой брат — сумасшедший, и в этом нет никакого сомнения. День ото дня с ним становится все хуже и хуже. Чего мы ждем? Люди смеются над нами. Семья ди Спельта — предмет сплетен и пересудов у всего города. Черт побери! Чего мы ждем? Профессор Марвульо, этот шарлатан, в конец его опутал. Брак? Где его семейное счастье? Нам нужно быть более энергичными, черт побори! Ты, мама, не в состоянии вынести эту трагедию! Мне нужны вожжи! Это задача номер один! Калоджеро должен развестись с этой проституткой — женой, которая облила грязью нашу фамилию — задача номер два. Все согласны, чтобы лишить его навсегда всех прав из-за слабоумия? Задача номер три — заслуженный отдых нашей матери на курорте, как только я буду назначен полноправным опекуном.

ОРЕСТЕ(муж Розы). Но, прости, здесь и моя жена имеет право сказать свое слово. Или ты думаешь, что она не твоя сестра?

ГРЕГОРИО. Твоя жена уже не ди Спельта, и носит фамилию Интрульи.

ОРЕСТЕ. Однако она должна признать слабоумие брата и согласиться на твое опекунство… Мы решили…

ГРЕГОРИО(резко прерывая его). Если кто и решает, так это наша мать!

РОЗА(обиженно). Я ничего не подпишу.

МАТИЛЬДА(миролюбиво, но резко вмешивается в разговор). Спокойнее, тише… Вот уже сорок лет, как я плачу…

КАЛОДЖЕРО(за сценой). Дженарино!

Семья размещается в глубине сцены.

КАЛОДЖЕРО(входя). Где спагетти?

ДЖЕНАРИНО. Здесь! Здесь, синьор!

КАЛОДЖЕРО(садится, собирается есть и замечает через некоторое время семью). Добрый день, мои дорогие: мама, братья, и шурин!

Смотрит на них как на статуи в музее.

Ничто не изменилось в вас, вы мне кажетесь словно в самой очевидной и действительной реальности. Вылитые образы атавистического чувства. Мама Матильда плачет, брат гневается из-за зависти, сестра в вечном сомнении, шурин — жаден. Вы совершенны в своих чертах. Я вам не предлагаю спагетти, чтобы но заставлять вас делать бесполезные жесты. Я заинтересован, чтобы кончилась поскорей игра, а вам — наплевать на мое спагетти.

Величественный и непреклонный в своем умственном превосходство, цепляет на вилку спагетти.

ГРЕГОРИО (занимает место справа перед Калоджеро, Матильда, Роза и Оресте становятся по бокам). Слушай, Калоджеро! Вот уже четыре года ты пребываешь в таком состоянии. Сейчас мы все здесь, чтобы сделать последнюю попытку…

КАЛОДЖЕРО. И потом?

ГРЕГОРИО. Послушай, ты больше не собираемся скрывать от тебя правду. Твоя жена…

КАЛОДЖЕРО. А что ты можешь сказать о моей жене, ты, который всегда клеветал на меня, как хотел, пытаясь унизить меня в надежде поставить с собой рядом на тот же уровень.

ГРЕГОРИО(лицемерно). Я?

КАЛОДЖЕРО(безжалостно). Да! Ты! Сегодня, полагая, что я побежден в неравном с вами положении, ты хватаешься за законы родства, которые могли бы помочь тебе стать опекуном и когда ты до этого дорвешься, твои притворное лицемерие и тонкая грусть наконец-то будут сполна оплачены всем тем, что ты получишь.

ГРЕГОРИО(задетый за живое, словно застигнут на месте преступления). Ну, ты шутишь!

КАЛОДЖЕРО. Нет, мой любимый братец, я говорю совершенно серьезно. И чтобы осуществить свои грязные планы, ты делаешь все возможное, чтобы обмануть нашу, впавшую детство, мать, ставшую никому не нужной…

МАТИЛЬДА(глубоко сбиженная). Калоджеро! Как ты мог сказать такое? Я же твоя мать?

КАЛОДЖЕРО. Не хотелось мне говорить об этом, мама, но если я не скажу о том, что думаю, игра никогда не кончится.

ГРЕГОРИО. В таком случае, ты думал о том, что сказал?

КАЛОДЖЕРО(просто). Естественно. Я думал об этом и раньше, но не говорил, так как усердно контролировал свой мозг.

РОЗА. Значит, раньше перед нами ты кривил душой?

КАЛОДЖЕРО. Кривил, дорогие родственники! Еще как кривил!

ГРЕГОРИО. Отлично. В таком случае я хочу сказать тебе все: твоя жена убежала с любовником и ты остался здесь в дураках на четыре года!

РОЗА (с такой злобой). И раньше она изменила тебе!

Обращаясь к Оресте

Ведь верно?

ОРЕСТЕ. Сущая правда!

ГРЕГОРИО (обращаясь к Матильде). Не правда ли, мама?

МАТИЛЬДА. Вот уже сорок лет как я плачу…

КАЛОДЖЕРО. Сорок лет — ты думаешь! На самом деле ты плачешь веками, тысячелетиями…

Обращаясь к матери.