Великая Ордалия

— Мы ни разу не смогли ни в чём сойтись… Мы спорили много лет. Мы рассмотрели всё, даже еретические варианты…

Его вытянутое лицо казалось сморщилось от нахлынувших раздумий.

Дунианин.

— А вы не раздумывали над тем, чтобы спросить у него самого? — молвил Пройас. И вот уже он, несущий цветок утраченной им веры в распахнутые челюсти битвы, которую поэты будут воспевать веками… обнаружил, что затаив дыхание внимает рассказу о чьих-то детских годах…

Что же случилось с ним?

— Спросить у Отца? — рассмеялся Кайютас. — Сейен Милостивый, нет. В каком-то смысле, нам и не нужно было: он видел в нас все эти споры. Всякий раз, когда нам доводилось обедать с ним, он непременно делал какое-нибудь заявление, которое опровергало любую из тех теорий, что казалась нам в тот момент самой удачной. Как же это бесило Моэнгхуса!

С одной стороны сходство юноши со своим отцом делало различия между ними более явными, но с другой… Пройас вздрогнул от внезапно пришедших воспоминаний о своей последней встрече с Келлхусом и поймал себя на том, что отводит взгляд от закованной в нимиль фигуры имперского принца…

Чтобы тот не заметил.

— Разумеется, во всем разобралась Телли, — продолжал Кайютас. — Она поняла, что мы не можем понять кем на самом деле является Отец, потому что он… не существовал вовсе — являлся, по сути, никем…

Мурашки пробежали по спине экзальт-генерала.

— О чём ты?

Кайютас, казалось, внимательно изучал вздымающийся покров Пелены.

— Это звучит словно какая-то кощунственная чепуха, я знаю… Но, уверяю тебя, всё обстоит именно так. — Голубые глаза оценивающе изучали его, взмокшего и покрывшегося пятнами. — Тебе стоит уяснить это, дядя… и никогда не забывать, что отец всегда является именно тем — и только тем — чем ему нужно быть. И нужда эта столь же непостоянна, как непостоянны люди и настолько же изменчива, насколько изменчив Мир. Он является тем, что из него создают текущие обстоятельства, и только его конечная цель связывает все эти несчетные воплощения воедино.

Лишь его миссия не даёт ему раствориться в этой безумной пене из сущностей..

Говорить, если ты не можешь даже дышать, невозможно и посему Пройас лишь цеплялся за луку седла, безответный. Их, окруженных тысячами воинов Ордалии, казалось несло куда-то, как несет бурный поток обломки кораблекрушения. Громыхание колдовских устроений пробилось сквозь всё возрастающий вопль Орды. Оба они, воззрившись на мрачные очертания Уроккаса, увидели сквозь черновато-охристую утробу Пелены мерцание розоватых вспышек.

— И что же, вы, дьяволята, когда-нибудь размышляли о том, кем в действительности являюсь я?

Имперский принц одарил его злобной усмешкой.

— Боюсь, ты лишь сейчас сделался интересным.

Ну само собой. Нет никакого смысла размышлять о том, кому доверяешь.

— Ты зациклился на своих обидах, — добавил через мгновение Кайютас, бледное подобие своего отца. — Ты встревожен, ибо узнал, что отец не тот, за кого он себя выдавал. Но ты лишь совершил то же открытие, что довелось совершить Телли — только не получив от этого никакой выгоды, вроде её безупречного стиля. Нет такого человека как Анасуримбор Келлхус… Нет такого пророка. Только сложная сеть из обманов и уловок… связанная одним-единственным неумолимым и — как тебе довелось узнать — совершенно безжалостным принципом.

— И каким же?

Взгляд Кайютаса смягчился.

— Спасением.

Страна, что сыны человеческие ныне называли Йинваулом, дышала в те времена жизнью яростной и суровой. Непроглядные леса темнели от северного побережья моря и до самого горизонта, покрывая равнину Эренго и усеивая теснящимися, словно пятна сажи, рощами склоны Джималети. Львы выслеживали оленей на лугах и из засад бросались на овцебыков, приходивших на водопой к берегам заболоченных водоемов. Медведи выхватывали из бурных потоков лосося и щуку, а волки пели под сводами Пустоты свои вечные песни.

И Нин'джанджин правил Вири.