Великая Ордалия

Позднее лето, 20 год Новой Империи (4132, Год Бивня), Уроккас

Чудовищный дымный шлейф, постепенно растворяясь в воздухе, стелился над морем.

Казалось, что сама Преисподняя объяла собой Даглиаш.

Саккарис, с пустыми и полными неверия глазами, встретил Пройаса на вершине Мантигола. Открывавшийся сверху вид напоминал сцену, вышитую на посвященном какому-нибудь героическому деянию гобелене: выжившие, измолотые последствиями свершившейся катастрофы, сокрушенные души, что могли бы ощутить себя увенчанными бессмертной славой, если бы не та цена, что им пришлось заплатить. Так всегда ведут себя люди после постигшего их бедствия, будь то проигранная битва, смерть близкого человека или что угодно другое, выбивающее течение их жизней из привычной, будничной колеи — пытаются общаться, если не словами, то взглядами или просто дыханием.

Отвернувшись от экзальт-магоса, Пройас взглянул на то, что представлялось кругами совершеннейшего изничтожения, чудовищными кольцами, выжженными на самих костях Уроккаса, и раскинувшимися по всей речной пойме. Там, где стояла ранее Даглиаш, пылала даже земля. Струи густого, вязкого дыма тянулись вверх, выглядя так, словно само Мироздание, перевернутое и выпотрошенное, оказалось подвешено в пепельном небе на собственных кишках. Земля вокруг клокочущей сердцевины бедствия была выжжена до такой степени, что превратилась в иссохшую известь и голый обсидиан. Первые, из хотя бы частично сохранившихся тел, виднелись на некотором расстоянии от этого жуткого места, будучи, казалось, лишь обугленными участками поверхности — чуть более, нежели просто отпечатками, оставшимися от сгоревших трупов, в которых можно было узнать чьи-то останки лишь потому, что они оказались в укрытиях — оврагах или низинках, забитых мертвецами, словно водосточные желоба гниющими листьями. Далее, в относительной близости от искрошенного подножия Олорега, он заметил и первых выживших — ползущих или скатывающихся по склонам, на которых в остальном не было заметно каких-либо признаков жизни…

Нагих людей, простирающих руки к небесам.

Пустоши Агонгореи тлели на противоположном берегу, дымясь как оставленные возле огня мокрые тряпки. Река Сурса несла свои темные воды, вливаясь в море чернильным пятном. Огромные кучи шранков, сбившись в нечто вроде плотов, образованных сцепившимися тушами, скользили по её поверхности, перекатываясь и сталкиваясь друг с другом, подобно грудам отбросов, плывущих по сточной канаве. Это зрелище, по крайней мере, способствовало тому, что мертвящая хватка одного из кулаков, сжимавших пройасову грудь, немного ослабла. Ордалия, конечно, сильно пострадала от чудовищной катастрофы, но полчищ шранков — всей их несметной Орды — более попросту не существовало.

Катаклизм.

Выжигающие глаза лучи света. Грохот, рвущий в клочья барабанные перепонки. Удары, превращающие тела могучих мужей в измятую плоть и кровавые брызги…

Катаклизм, указывающий людям на их подлинную — жалкую долю, свидетельствующий о том, что само биение их жизней есть следствие молчаливого попустительства сущностей намного более могущественных.

Если у Голготтерата есть столь грозное оружие или союзники, то какое значение могут иметь усилия и рвение обычных людей?

Пройас повернулся к побелевшим лицам, что окружали его. Его собственные тревога и уныние были столь же очевидны.

Казалось, никто не способен задать вопрос, который следовало задать.

— Кто-нибудь видел Его? — воззвал он, оглядывая всех присутствующих по очереди.

Никто не отвечал.

— Кто-нибудь! — вскричал он надломившимся голосом.

— Я-я видела… — запинаясь произнес женский голос, — Незадолго до того, — дрожащий, измученный взгляд, — как-как эт-то… это случилось.

Одна из свайальских ведьм, шатаясь, смотрела на него, одежды её сгорели, оставив вместо себя лишь хрупкие, высушенные обрывки, а роскошные некогда волосы превратились в опаленные космы.

Откуда-то ему было известно, что она не доживет до утра.

— Он-он… предупредил нас! Сказал нам…

Кашель скрутил её, алые, как маковый цвет, брызги оросили подбородок.

— А с тех пор? — рявкнул Пройас, переводя взгляд с одного лица на другое, — Видел ли Его кто-нибудь с тех… с тех пор… — Он поднял вялую руку, указывая на вздымающийся выше гор столб дыма за своей спиной.

Ни у кого из них не было слов, чтобы суметь описать то, свидетелями чему они стали.

Дышащая ужасом тишина. Кто-то, с краю собравшейся вокруг него небольшой толпы, вдруг разрыдался. Налетевший на вершину порыв ветра принес с собой вонь пепла и запах медной стружки.

Нет, прошептал внутри него тихий голос.