Великая русская революция. Воспоминания председателя Учредительного собрания. 1905-1920

   Конечно, такие исторические перспективы могли только напугать русскую буржуазию. Сама идея «впустить» германские армии в сердце России казалась бардам либерального национализма кощунственной. Туманная перспектива отечественной и революционной войны, которая заставила бы высшие и привилегированные классы сначала спрятаться под крыло оккупационных армий, а потом стать свидетелями того, как во вражеском лагере произойдет взрыв социального и политического радикализма, была не по нутру тем, кто представлял в Думе «оппозицию его величества».

   Генерал Верховский видел две возможности: либо немедленные решительные социальные реформы, которые умеренные социалисты тщетно пытались протащить сквозь «игольное ушко» коалиционного правительства (что означало бы создание левого правительства, радикального, популярного в массах благодаря энергичной деятельности, выбивающей почву из-под ног большевизма); либо попытку прийти к соглашению с большевиками, достижение компромисса с ними ценой щедрых уступок, если такой ценой можно будет предотвратить дальнейший развал армии. Если ни одна из мер не поможет, все будет потеряно; настанут полная разруха, большевизм и гражданская война.

   8 сентября генерал Верховский изложил свою программу Всероссийскому центральному исполнительному комитету Советов. Он сослался на свою деятельность в Московском военном округе, где эта программа прошла предварительную проверку в миниатюре. «За это время, – заявил он, – я ни разу не вступил в конфликт с большевиками, которые в Москве оказывали мне всю необходимую поддержку даже в тех случаях, когда речь шла о подавлении мятежей». После этого сознательно сделанного заявления начались переговоры с большевиками. Но петроградские большевики, находившиеся под влиянием Ленина, были не такими сговорчивыми, как московские, относившиеся к правому крылу их партии. Достичь соглашения с большевиками Верховскому не удалось. Их программа предусматривала выборность армейского командования снизу доверху. Минимальными требованиями большевиков были следующие: 1) право рядовых утверждать всех своих командиров; 2) право оспаривать назначение неугодных командиров; 3) право делегатов, избранных рядовыми, принимать участие в разработке планов военных операций. Верховский тщетно пытался доказать, что, если бы завтра большевики пришли к власти, им пришлось бы немедленно отменить все эти меры, как разрушающие единство армии и ее движущую силу. История подтвердила его предсказания. Но переубедить большевиков не удалось. Возможно, они были искренни.

   Одна возможность – соглашение с большевиками – исчезла.

   Оставалась вторая: создание правительства, популярного в массах, не боящегося провести революционные реформы в промышленности и сельском хозяйстве сверху, чтобы предупредить анархическую революцию снизу, способного порвать с высшими классами и заставить их подчиниться «диктатуре демократии». Верховский обещал быстро выполнить эту программу, если Временное правительство даст ему необходимые полномочия.

   В сущности, эта программа не была новой; она являлась странным полудиктаторским способом выполнения той самой программы, которую в демократической форме могло и должно было реализовать правительство Церетели – Чернова. Эту программу диктовало само развитие событий, но она была отвергнута из-за нерешительности умеренных партий Совета.

   Большинство правительства ответило Верховскому решительным поп possumus [вето, букв, «не пройдет» (лат.). – Примеч. пер.] . Он с грустью отмечает в дневнике, что Керенский и его группа «в данный момент не думают о требованиях ситуации... Массы сворачивают налево, а интеллигенция направо. Керенский стоит на месте, и под ним образуется пропасть».

   Керенскому казалось, что в России «повторяется история Французской революции». К несчастью, у него сложилось ложное представление об этой революции.

   Кропоткин давно заметил, что истинная история четырнадцати революционных месяцев – с начала июня 1793 по конец июля 1794 г. – еще не написана; люди изучали внешнюю сторону событий, царство террора, в то время как их глубинная сущность заключалась не в терроре, а в массовом переделе земельной собственности, аграрной революции. Отмена феодальных привилегий и льгот безо всякой компенсации «и была завершением революции». Именно она создала новый революционный патриотизм, которым горел народ⁵.

   В России того же можно было достичь аграрными законопроектами, предложенными Черновым и Главным земельным комитетом. Однако им сопротивлялись сильнее всего. Они были теми самыми мерами, которых боялась буржуазия. Инертная масса средних классов быстро устала от революции.