Естественно, все попытки Верховского были бессильны против этого двойного кордона: стремления Керенского осуществлять «правую политику руками левых» и блаженного «чем хуже, тем лучше» буржуазного фланга правительства.
Доведенный до отчаяния, Верховский сделал два неосторожных шага. На тайном совещании комиссии вновь созданного совещательного предпарламента Терещенко уговорил его описать истинную ситуацию в армии, и по-солдатски прямой Верховский нарисовал обескураживающую картину состояния последней и ее неспособность воевать в таких условиях. Затем на заседании Временного правительства Верховский заявил, что «власть, данная военному министру, слишком ограничена» для того, чтобы создать условия, необходимые для возрождения армии и спасения страны от уничтожения.
Позже даже такие правые кадеты, как Владимир Набоков, признавали, что в первом вопросе «он был, к несчастью, абсолютно прав». В сущности, во втором вопросе он был прав тоже. Армию можно было сохранить и возродить не той или иной чисто военной мерой, которая была в компетенции военного министра, а лишь новой политикой, проводимой всем Временным правительством.
Но Верховский, который сотрудничал с Советами и, казалось, унаследовал испарившуюся популярность Керенского, стал для большинства правительства такой же одиозной личностью, какой прежде был Чернов. Легче было от него избавиться. Бурцевское «Общее дело», нарушив секретность заседаний кабинета министров, опубликовало сенсационный, намеренно фальшивый отчет о том, что генерал Верховский толкал правительство на заключение сепаратного мира с Германией. Кроме того, неназванный источник во Временном правительстве намекнул, что генерал Верховский предложил сделать его диктатором.
Судьба Верховского была решена. Правительство отправило его в «двухнедельный отпуск». Керенский потребовал от Верховского обещания немедленно покинуть Петроград. Взамен появилось сухое официальное коммюнике, отрицавшее, что Верховский предлагал сепаратный мир.
Единственный человек во Временном правительстве, который еще пытался (возможно, неуклюже) проявить творческую инициативу, был выброшен за борт.
Глава 19
Партия социалистов-революционеров
Яркой особенностью 1917 г. был беспрецедентный рост партии социалистов-революционеров. На первом Съезде городских Советов социалисты-революционеры и сочувствующие им имели больше 300 представителей – почти втрое больше, чем фракция большевиков. В новой Петроградской думе эсеры были самой многочисленной фракцией: сначала они имели 54 места, а после дополнительных выборов – 75. В Московской думе они имели 226 мест, то есть около 60% от ее общего состава. В обеих столицах эсерам принадлежало большинство.
На Первом Всероссийском съезде крестьянских Советов 776 опрошенных делегатов разделились следующим образом: социал-демократы (большевики, меньшевики и т. д.) – 103, беспартийные – 136, социалисты-революционеры – 537. Когда большинство в Петроградском совете перешло к большевикам, 5 мест в президиуме осталось за оппозицией, в том числе 3 за эсерами и 2 за меньшевиками. На августовских выборах в Петроградскую городскую думу большевики почти удвоили свое представительство, получив 67 вместо 37 мест. Несмотря на полный крах народных социалистов (2 места вместо 17) и меньшевиков (8 вместо 40), социалисты-революционеры не только сохранили свое представительство, но получили еще 21 место.
Даже октябрьский переворот не смог сразу выбить эсеров из седла. Несмотря на поток заманчивых декретов нового правительства, несмотря на все меры давления, применявшиеся Военно-революционными комитетами, вера масс в эсеров еще раз принесла им блестящую победу на выборах в Учредительное собрание. Сам Ленин признал, что из 36,2 миллиона голосов большевики получили только 9 миллионов, в то время как за русских социалистов-революционеров проголосовало 15,5 миллиона, а с учетом эсеров других национальностей почти 21 миллион, то есть 58% от общего количества.