Великая русская революция. Воспоминания председателя Учредительного собрания. 1905-1920

   Новый подъем рабочего движения начался лишь перед самой мировой войной. В 1911 г. рабочие проиграли 51% забастовок, в 1912-м – 41%, а в 1913-м – только 31%. Количество забастовок, которое в 1909 – 1911 гг. колебалось от 300 до 400 (с общим числом участников в 1910 г. 46 000), снова возросло до 2000, а ежегодное количество их участников составляло от 725 000 до 860 000. Однако эти достижения не успели привести к модернизации структуры российской промышленности, так как вскоре началась мировая война. Дальнейшая эволюция фабричного производства оказалась простой. Сначала правительство задумало грандиозную бюрократическую утопию: сделать всю военную промышленность государственной монополией, которая могла бы обслуживать любые потребности обороны без помощи частных и гражданских предприятий. Методы создания этой монополии иногда были просто абсурдными. Родзянко рассказывает, что однажды он столкнулся с толпой людей, которых гнали на сборный пункт под конвоем, как арестантов. Он выяснил, что таким странным способом опытных сапожников «мобилизовали» шить сапоги для армии! Только в мае 1915 г., когда фронт остался без обмундирования, сапог и патронов, банкротство этой бюрократической аферы заставило правительство вновь воспользоваться объединенными услугами частной промышленности. Добровольная мобилизация последней началась благодаря усилиям военно-промышленных комитетов, целью которых было приспособление российской промышленности к нуждам национальной обороны, устранение конкуренции и наиболее рациональное распределение военных заказов. Неспособность правительства справиться с этой задачей и его обращение к частному капиталу неизмеримо повысили уровень самосознания российской буржуазии. «Торгово-промышленный класс двадцатого века, – писал профессор Сторожев в «Новостях Московского военно-промышленного комитета», – больше не является кошельком, из которого государство может брать столько денег, сколько ему хочется, расплачиваясь случайными титулами, орденами или дарованием потомственного дворянства... В великой европейской войне торгово-промышленный класс действует как реальная сила, которой по плечу задачи и старого бюрократического режима, и нового периода»¹.

   Однако серьезных разногласий со «старым бюрократическим режимом» у промышленников не имелось: это были чисто семейные ссоры. Зато «задачи нового периода» от такого альянса сильно страдали. Во-первых, рабочие, подлежавшие призыву на военную службу, были прикреплены к заводам, работавшим для нужд обороны. В случае забастовки им грозила отправка на фронт. Во-вторых, согласно статье 87, в случае объявления чрезвычайного положения трудовое законодательство отменялось, рабочий день удлинялся, а также допускалось привлечение к труду женщин и детей. В-третьих, промышленники широко использовали рабский труд военнопленных. Наконец, практиковалось использование в качестве рабочей силы «желтых» – китайцев и корейцев. Однако этого было недостаточно: правая пресса рьяно готовила общественное мнение ко всеобщей милитаризации промышленных рабочих. Фабрика должна была превратиться в казарму с абсолютно воинской дисциплиной; фабричные администраторы получали все полномочия офицеров и имели право командовать рабочими как солдатами. Согласно законам военного времени, тех, кто прекратил работу, можно было заставлять возобновлять ее силой. Но милитаризация военной промышленности таила в себе еще более страшную угрозу: на фронте уже ввели телесные наказания!