Великая русская революция. Воспоминания председателя Учредительного собрания. 1905-1920

   Самодержавная власть царя над страной и владельца над фабрикой прекрасно уживались и дополняли друг друга. Создание на фабрике «профсоюза» и даже проведение какого-то «согласованного действия» расценивались как «бунт»; так, в стране, где граждане обязаны присягать на верность верховной власти, даже коллективная подача петиции считается государственным преступлением. Сохранились документы начала XIX в. о привлечении к военному суду делегатов, выбранных рабочими для подачи царю жалобы на своего работодателя. За «самовольный уход от своего командира» и «докучение» священным особам императорского рода «придуманными жалобами» их приговорили к «битью кнутом, вырыванию ноздрей и пожизненной каторге» взамен «смертной казни через повешение». Даже в начале 1870-х годов существовали фабрики с настоящим рабским трудом, на которых действовали утвержденные его величеством «правила поведения фабричных рабочих». Эти правила предписывали рабочим «беспрекословно слушаться распоряжений хозяина» не только в мастерских, но и в «жилых помещениях», то есть рабочих бараках. Существовала изощренная система штрафов, налагавшихся «местной администрацией, старшинами, надсмотрщиками и сторожами».

   В канун XX в. Россия еще не знала о свободе стачек и рабочих союзов. Тайные циркуляры правительства объявляли наказуемыми даже «призывы воспользоваться своими законными правами с помощью насильственных или незаконных способов» (циркуляр от 5 декабря 1895 г.). Работодателям запрещалось делать уступки рабочим под «незаконной» угрозой стачки. Политическая полиция, которая в России была «государством в государстве», с пеной у рта протестовала против очень умеренных проектов Витте легализовать рабочие организации и забастовки. С другой стороны, программа Зубатова, знаменитого начальника московской политической полиции, предусматривала создание комитетов псевдорабочей организации на каждой фабрике; общий надзор за «зубатовскими» комитетами поручался тайной полиции, которая для этой цели должна была вербовать агентов среди рабочих. Все это делалось для борьбы с революцией силами несознательных и консервативных элементов внутри рабочего класса.

   Лишь в начале XX в. (точнее, в 1903 г.) российская законодательная система создала первый легальный канал, с помощью которого рабочие могли передавать свои требования работодателю. Таким каналом стали «фабричные старосты». Но эта попытка была настолько жалкой, что рабочие бойкотировали выборы и презрительно называли закон о фабричных старостах «законом о фабричных привратниках». Революция 1905 г. во время беспомощности правительства и нерешительности фабрикантов заложила основы трудового законодательства, предусматривавшего выборы фабричных комитетов и создание зародыша коллективного договора. Но потом началась контрреволюция. Рабочие организации пришли в упадок. Воинствующие ассоциации капиталистов (в 1907 г. их насчитывалось 120) запрещали своим членам сокращать рабочий день, позволять рабочим депутатам вмешиваться в решение вопросов найма, увольнения и оплаты труда рабочих, но главное – соглашаться на оплату в прямой или замаскированной форме времени, потерянного за период забастовки. Для страховки эти ассоциации требовали отчетов от своих членов и штрафовали последних, если те сдавались или шли на уступки. Завоевания периода революции постепенно терялись. К этому добавлялось систематическое уничтожение рабочих организаций полицией.

   Против забастовщиков все чаще применяли локауты. Фабриканты Лодзи опубликовали специальный меморандум, в котором говорилось: «История локаутов показывает, что только второй и третий локауты принуждают рабочих к покорности». В революционном 1905 г. рабочие проиграли 30% забастовок, в 1906-м – 34%, в 1907-м – 58%, а в 1908-м – 68%. Увольнения и аресты рабочих депутатов полицией стали нормой. Продолжительность рабочего дня вернулась к дореволюционному уровню и составила 10 – 10,5 часа. «Казалось, наши рабочие увидели луч солнца, но это продолжалось недолго. Наиболее передовых рабочих уволили. Все как прежде» – такие отзывы с мест печатались в каждом номере подпольных газет.