Великая Рыба

Притворяясь, что спит, Виктория из-под слегка приоткрытых век наблюдала за Густавом. Кажется, он заснул… Неужели почувствовал подвох и решил остаться во дворце? «Это тоже хороший результат», — борясь с дремотой, думала Принцесса. Время тянулось необычайно медленно.

Вдруг Густав Девятый зашевелился. Не обернувшись в сторону супруги, он встал с постели, наспех оделся и вышел из спальни. Виктория не стала медлить — набросив пеньюар, она устремилась следом.

Очень скоро она почувствовала неладное: уверенно двигаясь к выходу из дворца, Густав Девятый в то же время походил на сомнамбулу. Виктория нарочно зашуршала в темноте — он не обернулся. Она зашумела громче, потом позвала его — результат оставался тем же.

Уже во дворе она попыталась догнать его, чтобы схватить за руку, разбудить, увести обратно во дворец, но Густав внезапно прибавил шагу и скрылся в темноте.

Виктории стало по-настоящему страшно. Вернувшись назад, она с замиранием сердца ждала зари, боясь, что любимый не возвратится.

На рассвете усталость взяла свое, и Принцесса заснула, проспав почти до полудня.

Когда она встала, Густав Девятый сидел в своем кабинете. Согнувшись над бумагами, он казался особенно мрачным.

— Ты сегодня припозднилась, — холодно заметил он, когда Виктория вошла в кабинет. — Что произошло? У тебя по ночам бессонница?

«Ты еще спрашиваешь?!» — хотелось закричать Принцессе, но слова застряли в горле — таким ледяным был устремленный на нее взгляд. «В конце концов, — сказала себе она, — когда-то надо прояснить ситуацию».

— Дорогой, разве ты ничего не помнишь?

— Что я, по-твоему, должен помнить? — жестко ответил Густав.

— Куда ты ходил этой ночью? — вырвалось у Виктории.

Густав Девятый выпрямился, и целая гамма чувств промелькнула в его глазах.

Удивление.

Гнев.

Жалость.

Обреченность.

Взяв себя в руки, он тихо произнес:

— Никогда не говори об этом ни со мной, ни с кем-либо другим.

— Но почему?!

— Я не могу дать тебе ответа. Но, возможно, время мое подходит к концу…

Виктория подбежала к нему и, крепко обняв, со слезами прошептала:

— Прошу тебя, не надо так говорить!.. Я не хочу, не смогу жить без тебя!

— Придется учиться, — целуя ее, тихо произнес Густав. — Маленькая моя девочка, зачем ты вышла за меня замуж…

— Я люблю тебя, — ответила Принцесса, — и никогда не оставлю. Если ты должен куда-то уйти — я последую за тобой.

— Только не делай этого! — испуганно воскликнул Густав Девятый. — Никогда, слышишь — никогда не ступай по моим следам! Там страх и мерзость запустения. Нет у меня надежды даже на Великую Рыбу, потому что не знаю я, где ее искать…

— Какая Великая Рыба? — насторожилась Виктория, но тут разговор их прервали вошедшие министры, и Густав с явным облегчением, как ни в чем не бывало, погрузился в обсуждение государственных дел.

А потом пришла ночь, и все повторилось снова. Но в этот раз Принцесса Виктория дала себе слово во что бы то ни стало проследить за мужем до конца. Она и не думала сомневаться в необходимости этого: «Я обязана знать, где искать его в случае беды!» Но Принцессу постигла та же неудача, что и в прошлую ночь: Густав Девятый скрылся в ночной темноте прежде, чем Виктория успела его догнать. Ей оставалось лишь возвратится во дворец и, превозмогая тревогу, ждать наступления утра.

Но утром король не вернулся.

Не возвратился он и в последующий день.

Среди королевского двора поднялась тревога, были задействованы лучшие сыщики, но поиски правителя результатов не давали. «Почему они ничего не могут сделать?! — в отчаянии думала Виктория. — Отчего наши агенты настолько бессильны? Если бы я только знала, куда идти, где искать моего Густава…»

14

Игры

На работе пришло время обеденного перерыва, и сотрудники зашевелились. Кто-то потянулся к выходу, а кто-то, не вставая из-за стола, зашуршал пакетами с бутербродами. С приходом нового начальства дисциплина стала строже, директор в любой момент мог сделать обход сотрудников, и не дай Бог кто-нибудь из них будет замечен в неурочное время за чашечкой кофе! Но обеденный час — это святое, как еврейский Шаббат, и знает это любой директор, который относится к Трудовому Кодексу, как иудей к Торе.

Загребин с Данилевским, как всегда, отправились в кафе, находившееся в квартале от института.

На улице было сыро и пасмурно, из-под тающего снега черными пятнами проступал мокрый асфальт. С серого неба падали редкие капли дождя.

— Нормальная питерская погода, — поднимая воротник пальто, бодро сказал Данилевский.

Загребин лишь фыркнул в ответ и одернул куртку. Он оглянулся, будто не хотел, чтобы кто-нибудь из сотрудников следовал за ними, хотя это было лишним — большинство предпочитало институтскую столовую. Некоторые бегали в булочную, находившуюся напротив НИИ, за кексами и чайными пакетиками. Кафе же кроме Данилевского и Загребина не посещал больше никто — среди их сослуживцев это считалось дорого. Честно говоря, и наша парочка, приходя туда, делала весьма скромные заказы, ибо надбавки к зарплате неуклонно снижались.

— У тебя есть сигарета? — спросил Загребин. — Мои кончились, а утром купить не успел.

— Держи.