Великая степь

Стрела — здоровенная, больше метра длиной, с чёрным оперением — ударила в глаз. Широкий наконечник-срезень вышел из затылка. Вернее, затылка как такового не осталось — сила удара разбила кость и выбросила наружу содержимое черепа.

Милена не видела полёта стрелы. И не поняла ничего. Только что глинолицый чуть замедленно поднимал оружие к голове Хрусталёва — и уронил его, и повалился с торчащим из глазной впадины оперением. Хрусталёв остался стоять.

А потом всё смешалось.

Стрелы летели, казалось, ниоткуда. И отовсюду. Попадали в глинолицых. Но особого вреда не причиняли — кроме угодивших в голову. Странные ружья отвечали на ураганную стрельбу — гораздо реже. Милена вжалась в камень — с запозданием. Но в сторону её и Хрусталёва не стреляли. Первая стрела оказалась и последней.

Всё происходило молча. Лишь щёлкали тетивы, приглушённо хлопали ружья, и ударялись стрелы — громко в камни, с мягким хрустом — в тела. Перестрелка не затянулась. Атаковавшие быстро поняли, где уязвимое место глинолицых — фигуры в камуфляже одна за другой падали, чтобы больше не подняться.

Потом раздался первый крик — короткий, гортанный. Со скал спрыгивали нападавшие. Их оказалось много, по два десятка на каждого из уцелевших глинолицых. В ход пошли копья, мечи, секиры, палицы. Через пару минут всё было кончено.

Пробившее грудь и пришпилившее к земле копьё с узким зазубренным наконечником не причиняло страданий Хрусталёву. И он не извивался, не пытался освободиться, как четверо его уцелевших соратников. Те тоже не чувствовали боли — они лишь выполняли шедший извне приказ: вырваться и продолжить бой. Та же команда билась и в голове Хрусталёва. Он не обращал на неё внимания, как на жужжание надоедливой мухи.

Он старался понять: что и как с ним произошло? Как он здесь оказался? Воспоминания уже не казались скучным чёрно-белым фильмом о чужом человеке — лишь внешне похожем на Вовку Хрусталёва…

…Вдоль ряда распластанных фигур в камуфляже шёл человек в грубо выкованном стальном шишаке. И деловито разбивал головы глинолицым палицей-перначем.

Когда палица взметнулась над Хрусталёвым, тот понял всё. И всё вспомнил. Он, Хрусталёв, умер. Его убили на Третьем Посту. Всё остальное — кошмарный сон умирающего мозга. Страшное, не знамо за какие грехи дарованное посмертие… Нет и не было ничего — ни спрятанного в глубине гор логова ходячих мертвецов, ни авантюрного рейда на Девятку, ни этого заваленного телами ущелья. Нет ничего. Он лежит в луже собственной крови у КПП Третьего Поста. И умирает. А может, уже умер… Хрусталёв понял всё и его мёртвые губы растянулись в растерянной полуулыбке — первой улыбке после смерти…

Пернач опускался целую вечность. И обрушился на череп с грохотом ядерного взрыва. Вовка Хрусталёв умер второй раз. Окончательно.

8

Юрта не блистала убранством.

Войлок на полу, войлок на стенах. Очаг по центру, под потолочным отверстием. И всё.

Милена медленно шла по кругу. Ощупывала стену. В фильмах с приключениями герои всегда вспарывали ткань подобных шатров бесшумным ударом ножа — и исчезали в ночи под носом растяп-врагов. Похоже, авторы тех сценариев не представляли устройство степных юрт — под войлоком везде прощупывался деревянный каркас, сквозь который даже самый изворотливый герой едва ли просочится…

Впрочем, не всё потеряно. Она не связана, и швейцарский ножичек остался при ней. Если Сугедей — имя владыки Милена уловила в разговорах доставивших её сюда всадников — если этот толстобрюхий решит вдруг попользоваться пленницей, то… Едва ли степной царёк привык к женщинам, владеющим приёмами единоборств. И едва ли потащит себе в помощь нукеров…

А короткое лезвие, приставленное к яремной вене, давит на психику не хуже длинного. Особенно если чуть-чуть нажать. Но это — на крайний случай. Если имя Карахара не окажет нужного действия.

Занавеска на входе отдёрнулась. Быстро вошёл человек. Среднего роста, молодой — не старше Милены. Простая одежда, кинжал на поясе, на шее единственное украшение — золотая голова беркута.

Она подумала было, что это кто-то из прислуги, призванный возвестить приход пресветлого хана, или как тут здешний владыка именуется. Она ошиблась. Взгляд, манера держаться — всё говорило, что это он и есть. Сугедей.

Вошедший двигался, как дикая кошка. Грациозно. Раскованно. И — очень опасно. Он произнёс короткую фразу, Милена не поняла. Уловила одно слово, точнее имя: Карахар. Сказано это было мягко, по-восточному — Харахар…

Милена пожала плечами: не понимаю. Он повторил на языке адамаров, тщательно выговаривая слова:

— Ты — жена Карахара?

Она кивнула. Раз он это знает — всё прояснится быстро. У кого она: у освободителей? у новых похитителей?