Великая война. 1914–1918

Участие в операции сухопутных войск зависело от успеха артобстрела. Первоначально предполагалось, что трудностей с этим не возникнет. Турецкие оборонительные сооружения — на мысе Геллес на европейском берегу, в Кум-Кале на азиатском, а также на Галлиполи у входа в Мраморное море — были устаревшими. Их построили еще в Средние века, а некоторые и раньше. Англичане знали, что у турок есть мобильные батареи гаубиц, а в самом проливе они установили мины. Тем не менее считалось, что продвижение по проливу линкоров, путь которым должны были расчищать тральщики, позволит подавить турецкую артиллерию и открыть выход в Мраморное море и далее на Стамбул.

Морская операция началась 19 февраля и имела сенсационный эффект — если не военный, то уж политический точно. Греция предложила войска для участия в кампании, Болгария прервала переговоры с Германией, Россия выразила намерение атаковать Стамбул с Босфора, а еще не вступившие в войну Румыния и Италия внезапно почувствовали готовность присоединиться к союзникам. Казалось, оправдались надежды всех, кто верил, что активные действия против Турции изменят ситуацию на юге Европы в пользу союзников. На практике обстрел фортов не нанес им почти никакого ущерба, а высадка морской пехоты в конце февраля тоже оказалась неэффективной, несмотря на слабое сопротивление со стороны турок. 25 февраля адмирал Карден возобновил артобстрел, но не продвинулся дальше устья Дарданелл. 4 марта, когда отряд морской пехоты, атаковавший Кум-Кале, понес тяжелые потери, стало ясно, что оптимизм энтузиастов был необоснованным. Турецкий гарнизон оказался более стойким, чем предполагалось, его орудия или слишком хорошо защищены, или невероятно мобильны, чтобы их можно было легко вывести из строя, а минные поля чересчур плотны, чтобы быть обезвреженными хаотичными действиями наспех собранных тральщиков. Чтобы расчистить проход в Мраморное море, требовались тщательно скоординированные усилия всех кораблей, когда мины тралят под защитой пушек линкоров, которые по мере продвижения вперед подавляют береговые батареи.

Большое наступление началось 18 марта силами 16 линкоров — 12 британских и четырех французских, преимущественно старых, хотя среди них был линейный крейсер «Инфлексибл» и почти незаменимый дредноут «Куин Элизабет». Они шли тремя линиями, вслед за тральщиками и в сопровождении флотилии крейсеров и эсминцев. Такой армады Дарданеллы не видели за всю долгую историю войн. Сначала казалось, что ее остановить невозможно. С 11:30 утра до 2 часов пополудни корабли продвинулись больше чем на 1,5 километра, подавляя по пути все артиллерийские батареи противника, стационарные и передвижные. «К 2 часам дня ситуация стала очень опасной, — свидетельствует документ турецкого Генерального штаба. — Все телефонные линии были перебиты… часть орудий уничтожена, часть повреждена… вследствие чего огонь оборонительных сооружений значительно ослаб»[406]. Затем все неожиданно изменилось. На борту старого французского линкора «Буве», сдавшего назад, чтобы пропустить тральщики, произошел взрыв, и судно затонуло вместе со всем экипажем. Шокированный этим командующий флотом адмирал Джон Де Робек посчитал, что причиной взрыва была пущенная с берега торпеда[407], но потом выяснилось, что в ночь на 7 марта маленький турецкий пароход установил параллельно берегу минное заграждение, которое осталось незамеченным. В последовавшей суматохе тральщики — экипажи на них были гражданские — начали отступать, проходя между кораблями. В результате этих маневров получил повреждения и был выведен из строя старый линкор «Иррезистибл». Затем раздался взрыв на борту «Оушена», еще одного старого крейсера, а вскоре снаряд серьезно повредил французский линкор «Сюфрен». «Голуа» и современный линейный крейсер «Инфлексибл» получили повреждения еще раньше. Словом, Де Робек потерял треть своего флота. «Оушен» и «Иррезистибл» к концу дня затонули. «Инфлексибл», «Сюфрен» и «Голуа» вести бой не могли, «Альбион», «Агамемнон», «Лорд Нельсон» и «Шарлемань» были серьезно повреждены. С наступлением темноты Де Робек отвел свои корабли. Десять рядов мин, перегораживавших выход в Мраморное море, всего 373 штуки, остались стоять, где их поставили, а большинство береговых батарей, хотя и расстреляли весь боезапас, пушки сохранили[408].