К гражданским беспорядкам царское правительство было привычно и раньше всегда находило средства для их подавления. В качестве крайней меры, как в 1905 году, оно призывало армию, которая открывала по толпе огонь. В феврале 1917-го в столице были сосредоточены значительные силы — 180.000 человек в самом городе и 152.000 в его окрестностях. И это были верные царю гвардейские полки — Преображенский, Семеновский, Измайловский, Павловский (всего 14), которые служили дому Романовых с эпохи Петра Великого. Элитным среди них считался Преображенский полк — в него младшими офицерами традиционно записывали наследника престола и других царевичей. Из ежегодного призыва солдат в полк отбирал сам государь — он мелом писал букву «П» на одежде кандидатов. Император надеялся, что преображенцы будут защищать его, не щадя жизни.
К 1917 году, однако, и гвардия была уже не та, что раньше. Она размещалась в Петрограде вместе с батальонами резерва и состояла из новобранцев или раненых ветеранов, чрезвычайно недовольных возвращением на службу[544]
. Большинство офицеров — недавние выпускники кадетских училищ — не имели опыта, а многие солдаты принадлежали к прослойке образованных горожан, которые в мирное время не призывались в армию[545]. Один из них, Федор Линде, так описывал свою реакцию на первые попытки разгона демонстраций у Таврического дворца — когда-то петербургской резиденции князя Григория Потемкина-Таврического. «Я увидел молодую девушку, пытавшуюся убежать от несущейся на нее галопом лошади казачьего офицера. Шансов у нее не было. <…> Жестокий удар по голове швырнул девушку под копыта лошади. Она закричала. От ее нечеловеческого, пронзительного вопля у меня в голове словно что-то щелкнуло. [Я] громко закричал: «Изверги! Изверги! Да здравствует революция. К оружию! К оружию! Они убивают невинных людей, наших братьев и сестер!» Линде был младшим командиром финской гвардии, расквартированной в казармах Преображенского полка. Преображенцы его не знали, но на призыв откликнулись, выскочили на улицу и вступили в противоборство с жандармами, казаками, офицерами и теми частями, которые остались верны правительству, — Измайловским и Гренадерским полками[546].Пик массовых демонстраций и насилия пришелся на 27 февраля. На следующий день забастовщики и весь петроградский гарнизон объединили свои усилия, и пламя революции разгорелось в полную силу. Царь Николай находился в Ставке в Могилеве и проявил характерную для него нерешительность. По всей видимости, он был уверен, как Людовик XVI в 1789 году, что его трону угрожает всего лишь бунт низов. Николай II не понимал, что сосредоточенная в столице армия, главная опора его власти, подобно гвардейцам короля в 1789-м, выступила против него. Дума, русский парламент, обсуждала свои полномочия в Таврическом дворце, а комитеты народного управления, или Советы, которые стихийно возникали не только на фабриках и в мастерских, но и в армейских подразделениях, заседали почти постоянно, принимали резолюции и назначали своих представителей для надзора за властями или даже для их замены. В Петрограде городской Совет назначил исполнительный комитет, или исполком, который действовал как представительный орган всех политических партий, в том числе меньшевиков и большевиков из числа марксистов, а также центристов. 27 февраля Дума сформировала Временный комитет, получивший полномочия исполнительной власти до формирования нового правительства.
Офицеры Генерального штаба, которые были в Ставке в Могилеве, опасность происходящих в столице событий сознавали. Вечером 27 февраля Николай II отдал приказ генералу Иванову с надежными частями — батальонами георгиевских кавалеров из охраны Ставки — выехать эшелонами в Петроград, чтобы навести там порядок. К ним должны были присоединиться несколько полков пехоты и кавалерии с Западного и Северного фронтов. Сам император тоже направился в Петроград, но не прямо, а через станции Дно и Бологое. Царские поезда перешли на Николаевскую железную дорогу, но в 200 километрах от столицы их остановили восставшие железнодорожники. Вернувшись обратно, литерные поезда Николая и его свиты проследовали в Псков — в штаб Северного фронта. В Пскове царь дал Думе разрешение на формирование кабинета министров. Там же 2 марта Николай II отрекся от престола, причем в нарушение указа Павла I о престолонаследии отказался и за себя, и за сына в пользу брата Михаила.
Решающим фактором, повлиявшим на отречение Николая II, стал взгляд на происходящие события начальника Генерального штаба Алексеева, который 1 марта направил государю телеграмму следующего содержания: