Великая война. 1914–1918

Потери французов восполнить было невозможно. Пал ниже некуда — по крайней мере, на какое-то время — и боевой дух армии. Почти сразу после неудачного наступления 16 апреля командиры сообщали о случаях коллективного нарушения дисциплины — историки назвали их бунтами 1917 года. Оба определения неточно описывают те события, которые правильнее было бы назвать забастовками в армии. Нарушение дисциплины подразумевает отказ подчиняться приказам. Бунт обычно предполагает насилие в отношении командиров. Однако в целом порядок в армии сохранялся, а бунтовщики не нападали на офицеров. Наоборот, во время бунтов отношения между рядовыми и старшими по званию характеризовались взаимным уважением, словно обе стороны признавали себя жертвами ужасных испытаний, которые уже стали для тех, кто находился в самом низу, невыносимыми. Солдаты жили в худших условиях, хуже питались, и отпуск у них был короче, чем у офицеров. Тем не менее они понимали, что командирам тоже приходится тяжело, а потери среди них не меньше. Даже в тех подразделениях, где дело дошло до прямых столкновений, например в 74-м пехотном полку, бунтовщики дали ясно понять, что не желают никакого вреда офицерам. Они просто отказались возвращаться в окопы[529]. Это было крайнее проявление недовольства. Общее настроение всех участников бунтов — волнения охватили 54 дивизии, почти половину армии, — характеризовалось нежеланием новых наступлений и даже отказом участвовать в них и одновременно патриотической решимостью удерживать позиции в случае атаки врага. Выдвигались и конкретные требования: увеличить продолжительность отпуска, улучшить питание, покончить с бойней, установить мир, а пока его нет, лучше заботиться о семьях солдат. Зачастую эти требования совпадали с требованиями забастовок в тылу, волна которых прокатилась весной 1917 года. Причиной последних стали высокие цены на продукты и предметы первой необходимости, недовольство теми, кто наживается на войне, а также отдаляющимися перспективами мира[530]. Разумеется, во время гражданских протестов никто не требовал мира любой ценой, не говоря уж о желании победы Германии, но протестующие жаловались, что, в то время как простые люди работают без отдыха, чтобы прокормить себя, начальство и крупные промышленники богатеют[531].

Недовольство в тылу способствовало недовольству на фронте — беспокойство солдат за своих родных усиливалось тревогой жен и родителей за мужей и сыновей, сражающихся с врагом. Кризис 1917 года во Франции охватил всю страну. Именно поэтому правительство отнеслось к нему очень серьезно и выдвинуло собственного кандидата на замену Нивеля — Анри Филиппа Петена. При всей своей внешней резкости Петен понимал сограждан. По мере углубления кризиса — всего историки различают пять этапов, от отдельных выступлений в апреле до массовых митингов в мае и жестких столкновений в июне, а затем последующего угасания протестов до конца года — он принимал определенные меры, направленные на ослабление недовольства и восстановление боевого духа армии. Петен обещал регулярные и более продолжительные отпуска. Он намекал на прекращение, по крайней мере временное, дальнейших наступлений, но не говорил об этом прямо, поскольку сие могло быть воспринято как выход Франции из войны, а подчеркивал необходимость отдыха и переподготовки войск[532]. Переподготовка требовала отвода дивизий с линии фронта, и Петен разработал новую доктрину, подобную той, что уже ввели в действие немцы. Речь идет о доктрине глубокой обороны. 4 июня он подписал инструкции, предписывающие избегать сосредоточивания пехоты на передовой — это только увеличивает потери. Подразделения на линии фронта должны были лишь сдерживать врага и обеспечивать корректировку огня артиллерии[533]. Основную массу пехоты следовало концентрировать на второй линии обороны, а резервы, предназначенные для контратаки, — на третьей. Эти инструкции носили строго оборонительный характер. Пока на фронте в соответствии с новой тактикой велась перегруппировка сил, армейские офицеры с одобрения Петена пытались восстановить дисциплину, убеждая и поощряя солдат. «Никаких жестких мер, — писал, в частности, командир 5-й пехотной дивизии. — Мы должны сделать все возможное, чтобы ослабить недовольство. Офицерам — спокойным и авторитетным, которых люди знают, нужно воззвать к лучшим чувствам забастовщиков». С ним соглашался командир дивизии: «Не стоит надеяться на подавление движения бунтовщиков строгостью, поскольку это неизбежно приведет к непоправимому»[534].