Великая война. 1914–1918

Тем не менее уверенность Нивеля в успехе прорыва передалась солдатам. Генерал Э. Л. Спирс, отвечавший за взаимодействие со стороны британцев, так описывал картину, которую он наблюдал на рассвете 16 апреля перед началом наступления: «Войска были охвачены возбуждением, похожим на удовольствие, радостным ожиданием. Все улыбались, глаза у всех сияли. Взглянув на мой мундир, солдаты подходили ко мне и говорили: «Немцы здесь не устоят. Так же, как перед вами у Арраса. Они же там просто бежали, правда?» Эффект от радостных голосов усиливался отблесками света на тысячах стальных касок»[524]. Назначенный час приближался. Ждавшие сигнала пехотинцы замолчали. Начала работать артиллерия, которая должна была поставить заградительный огонь, перенося его вперед громадными скачками, чтобы обеспечить атаку пехоты. Начало хорошее, подумал Спирс. «Артиллерийский огонь немцев был намного хуже. Они увидели наступающие линии французов и усилили его… И почти мгновенно, или это только показалось, огромная масса войск пришла в движение. Длинные узкие колонны, извиваясь, поползли в сторону Эны. Внезапно, словно из ниоткуда, появилось несколько орудий среднего калибра, лошади неслись галопом, словно рвались к финишу на скачках. «Немцы бегут! Наши пушки продвигаются вперед!» — радостно кричали пехотинцы. А потом начался дождь, и определить, как развивается наступление, стало невозможно»[525].

Не только дождь, но и мокрый снег, а также туман (погода была такая же плохая, как в первый день сражения при Аррасе) не позволяли проследить развитие наступления. По мере того как усиливалось сопротивление немцев, сама линия соприкосновения распадалась на части. «Стремительный темп атаки не сохранился. Продвижение явно замедлилось, после чего подразделения поддержки, вначале неуклонно двигавшиеся вперед, полностью остановились. Немецкие пулеметчики, рассредоточенные по воронкам от снарядов, сидевшие в специально оборудованных ячейках или внезапно появлявшиеся у входа в глубокие блиндажи, брали свою ужасную плату с пехоты противника, которая карабкалась по изрытым снарядами склонам»[526].

Слишком быстрый перенос вглубь заградительного огня, который должен был прикрыть пехоту, привел к тому, что солдаты остались без защиты. «Везде происходило одно и то же. Атака до определенного момента развивалась успешно, потом замедлялась, не успевая за заградительным огнем. За три минуты он передвинулся на сто метров, и во многих случаях дымовая завеса вообще исчезла из виду. Как только пехота и заградительный огонь разъединились, немецкие пулеметы… открыли огонь, во многих случаях с фронта и с обоих флангов, а иногда и с тыла. На крутых склонах Эны войска, даже не встречая сопротивления, могли продвигаться только очень медленно. Все кругом было изрыто снарядами, найти опору для ног почти невозможно. Солдаты ползли вперед, цепляясь за пни и преодолевая всевозможные препятствия. А тут еще колючая проволока!.. Тем временем в окопах быстро сосредоточивались подкрепления — один свежий батальон каждые четверть часа. Когда первые волны наступавших остановились (в некоторых случаях продвинуться удалось всего на несколько сотен метров, редко до километра), это привело к затору. Будь артиллерия немцев так же активна, как их пулеметы, к бойне на передовой прибавилась бы массовая гибель людей в переполненных окопах и на дорогах, ведущих в тыл»[527].

Это действительно была ужасающая бойня. И тем не менее Шарль Манжен, суровый генерал колониальных войск, который командовал 6-й армией, наступавшей на левом фланге, узнав, что его войска, куда входили и ветераны 20-го «железного» корпуса, остановлены, пришел в ярость: «Там, где проволочные заграждения не уничтожены артиллерией, их должна перерезать пехота! Наступление необходимо продолжать!» Приказ был абсолютно бессмысленным. Прорвать проволочные заграждения могли танки, однако ни один из 128 маленьких «рено» с экипажем из двух человек, впервые использованных французами в бою, не добрался до первой линии немецких окопов — почти все они увязли в грязи на дальних подступах. Оставшаяся без поддержки пехота с большим трудом продвигалась вперед — и погибала. В первый день удалось преодолеть не больше 600 метров. На третий день французы подошли к Шмен-де-Дам, пересекающему хребет Вими. На пятый день, когда потери превысили 130.000 человек, в том числе 29.000 убитыми, наступление практически остановилось. Глубокая оборона немцев выдержала. Можно считать компенсацией всему этому 28 815 пленных и продвижение на 6 километров на участке фронта длиной 35 километров? Никакого прорыва, который обещал Нивель, не случилось[528]. 29 апреля он был смещен с поста главнокомандующего и заменен Петеном.