Великая война без ретуши. Записки корпусного врача

1 сентября. […] Перед обедом я, «комкор», «наштакор», корпусной инженер, инспектор артиллерии и «мозги» (чин оперативного отделения) покатили в автомобилях в Подгайцы и в Завалув[782], где расположились штабы 2-го и 33-го армейск[их] корпусов. Задача была каждому из нас войти в тесную связь по своей части для совместных действий при готовящемся ударе на австро-германо-турок. […]

2 сентября. Холодно, хотя и солнечно. Сегодня штаб 13-й дивизии располагается в дер[евне] Гнильче[783], а завтра на западном берегу Золотой Липы в Носуве[784] становится штаб 12-йдив[изии]. Завтра-послезавтра готовимся ввязаться в бой, или, как выражается мой генерал Федоров, «дурака сломать». Вчерашняя неистовая канонада являлась своего рода истерическим припадком с нашей стороны, спровоцированным немцами, заставившими нас зря израсходовать массу снарядов, к[ото]рых окажется мало, когда в них явится надобность.

О румынах сообщает телеграмма, что они «взяли 8 орудий и пленных» (sic!). Ввязались они в грязную историю с негодными средствами.

Турки, по показанию раненых, дерутся отважно и отлично идут в штыки; недавно одни из батальонов 2-го корпуса уже совсем хотел по установившемуся обычаю наших «чудо-богатырей» сдаваться, но увидя, что турки все равно продолжали колоть сдававшихся, взялись сами в штыки и выбили турок из занятых позиций.

За обедом, между прочим — разговоры с «комкором» и «наштакором» о пакостных проделках генералов Артамонова[785], Безобразова[786], Гулевича[787] и нек[ото]рых др. Вопли обойденных наградами: вопиют к небу, и творимая несправедливость наших штабных революционеров немало способствует обиженным офицерам охотно вместе с солдатами сдаваться в плен; последние же с особенн[ым] удовольствием это проделывают, сознавая, что льют кровь лишь за бар-господ. Требуется радикальная дезинфекция нашего правящего аппарата.

В 5 вечера приехали и остановились в Подгайцах. И при наступивших движениях продолжаем довольствоваться столом и чаем в стаде.

3 сентября. С раннего утра идет неистовая канонада. Погода дождливая и холодная. «Комкор» и «наштакор», напившись утреннего чая, уехали в штаб 33-го корпуса в Завалув; мой генерал Федоров в негодовании, что ему они не сказали ни слова, я его успокоил и убедил ехать.

Началась настоящая война — настоящая бестолочь и сумятица, когда каждый из нас, когда не нужно, бывает предоставлен предержащей властью самому себе; эта же власть, когда не нужно, и лезет тебя опекать, как только почувствует сладость более или менее мирного, спокойного своего жития.

Я с частью штаба остался пока в Подгайцах] война меня достаточно умудрила, ч[то]б[ы] я всегда был в состоянии знать, где и когда мне находиться, знать и цену всяких приказаний и распоряжений свыше, отдаваемых при общей свалке чисто сомнамбулически. Аналогия с пожаром…[788]

Сейчас дерутся 2-й и 33-й корпуса, наш корпус будет развивать их успех, а пока он в роли «пришей-пристебай». Быть, мне кажется, нашему корпусу при успешном наступлении других корпусов — в тени, а при неуспешных их действиях — козлом отпущения! Со мной согласен и генерал Федоров!

Стоном стоит ропот офицерства на обиды, учиненные штабом

12-й армии по части наград. Вопиют и врачи, кроме взысканных судьбой помпадуров; корпусной врач 33-го корпуса[789] в своих ламентациях повторил в разговоре со мной ту же фразу, к[ото]рую мне пришлось как-то слышать в Риге от военного прокурора, обойденного наградами: «Совестно показаться детям!» Что награждения ведутся хулигански — всем известный факт; непристойное поведение в этом отношении командармов Радко-Дмитриева (уже давно потерявшего свой престиж хорошего стратега) и Горбатовского, являющихся настоящими сукиными сынами в проявлении самодурства, где требовалась бы по одному чувству патриотизма строгая справедливость. […]

4 сентября. Дождь, грязь, слякоть, холод. Я живу в Подгайцох, оперативная же часть — в Завалуве. Из-за мерзкой погоды раздумал ехать туда для свидания, а потому не осведомлен в деталях, как наши дела.

13-я дивизия вышла из состава нашего корпуса и передана на вчерашний бой в 33-й корпус. Того и гляди, что и 12-ю дивизию передадут в другой корпус, и останется наш «комкор» без «кор». Прошибательное движение, очевидно, совершается туго, иначе быстро бы пошли вперед. И стихии-то природы все не за нас: некстати будто бы испортилась погода. […]

5 сентября. Погода кислая. Окружающее царство проявлений одной только грубой силы, в среде к[ото]рого я нахожусь уже третий год, страшно меня утомляет и угнетает.