Великая война и деколонизация Российской империи

Милюков, увлеченный сложным дипломатическим вальсированием с другими союзными державами, принял недальновидное решение противодействовать этим крепнущим антиимпериалистическим настроениям. Заявление Временного правительства от 27 марта (9 апреля) намеренно было сделано в форме не дипломатической ноты, а внутренней декларации, и дипломаты союзников приняли игру, заметив, что не получали каких-либо уведомлений от новой власти о пересмотре военных задач. Это только усилило давление на Милюкова, от которого требовали выпустить официальную ноту, проясняющую ситуацию, что он и сделал 18 апреля (1 мая). В документе, в основном представлявшем собой хвалебную песнь Вудро Вильсону, «президенту нашего нового союзника, великой заатлантической республики», он не упоминал Проливы или какие-либо иные возможные приобретения за рубежом и повторно заявил, что желает «самоопределения угнетенных национальностей». Но также он ясно и четко отверг возможность сепаратного мира и заявил о «всенародном стремлении довести мировую войну до решительной победы»[424]. Упор на соблюдение союзнических обязательств и борьба до победного конца была декларацией симпатии к империализму, и члены Петросовета немедленно это поняли. Если России предстояло вести войну, пока Британия и Франция не решат, что победа достигнута, тогда Россия будет в итоге сражаться за их империалистические амбиции, поскольку никто не ждал, что лидеры Британии и Франции согласятся с лозунгом «Мир без аннексий и контрибуций»[425]. Милюков поставил на кон свою карьеру и судьбу русского либерализма, заявив, что «всенародное стремление» заключается в том, чтобы продолжать войну, исходя из военных задач союзных держав.

Ставка была проиграна. Как мы видели, в армии существовало полное единство, основанное на принципе революционного оборончества. Как печально отмечал Брусилов, «одного мне не удавалось – это получить обещание наступать и атаковать вражеские позиции. Тут уже на сцену выступали слова: “без аннексий и контрибуций” и дальше дело никак не шло» [Брусилов 1929:214]. Так поступила даже группа добровольцев-энтузиастов, намеренная создать особые ударные формирования и 2 (15) июня пообещавшая «броситься на немецкие баррикады», чтобы гарантировать «мир без аннексий и контрибуций, на принципах национального самоопределения» [Солнцева 2007:52]. В отличие от заявления Милюкова о стремлении к полной победе, солдаты 47-го Украинского полка Юго-Западного фронта за несколько дней до того отказались выйти на линию фронта, объявив: «Нам не нужна высота 1064» – и протестуя по поводу того, что только офицеры говорят о возможности «сокрушить немцев». Солдаты нетерпеливо ждали вестей о том, что Совет заключил мир [Wildman 1980: 333]. Если бы Центральные державы предложили сепаратный мир без аннексий и контрибуций, солдаты бы на это согласились.