Великая война и деколонизация Российской империи

по всей России дело, которым занимались ее армии, стало пониматься более ясно, чем любая война, которую она вела до сих пор… мы видим, что с падением Перемышля настроения и убеждения в России оказались, вероятно, на самом высоком уровне за всю историю империи [Washburn 1915:7-8].

Возможно, некоторая восторженность помешала Уошберну ясно понимать ситуацию (и от него ускользнули признаки нарастающего недовольства, о которым мы упоминали ранее), но он был не так уж неправ. Таким образом, контраст с настроем и поведением, наблюдавшимися летом, стал еще резче.

Политическая система по-настоящему пошла терщинами летом 1915 года. Первые неудачи в Галиции побудили М. В. Родзянко инициировать обсуждения вместе с царем и представителями верховного командования; в мае он организовал общее совещание с В. А. Сухомлиновым и ведущими политическими деятелями, в результате чего Сухомлинов получил политический карт-бланш на разрешение кризиса с боеприпасами [Гайда 2003: 74]. В целом, однако, политики не успевали реагировать на недовольство общества, как пояснял кадет князь Мансырев товарищу-центристу в конце мая:

События развертываются скорее, чем бы мы думали, и принимают совсем не то направление, которое следует и которое могло бы нас привести к желаемому пункту… Ускорилось это движение благодаря нашим неудачам в Карпатах. Теперь уже все знают, что у нас не хватает ни орудий, ни патронов, ни снарядов, что мы укладываем сотни тысяч народу… Все видят и знают, как сами солдаты, так и гражданское население; знают в городах и в селениях. Знают и то, кто виновник в такой неподготовленности, и потому недовольство растет не по дням, а по часам. Оно уже принимает реальные формы. Но кто же руководит им, кто стоит во главе всего этого движения? Да никто, оно идет как-то само собой, без организации, без плана и системы, а потому еще страшнее, так как может привести не только к нежелательным, но прямо ужасным или даже бессмысленным последствиям[193].

Военное поражение уничтожило последние остатки легитимности царской власти, а вместе с ней и Священный союз, управлявший политической жизнью в первые десять месяцев войны. Политические события и решения, выработанные летом (и в оставшиеся годы войны), несли на себе отпечаток новых форм политической, общественной и экономической жизни, зародившихся в прифронтовой зоне до отступления.

В районах, оказавшихся теперь гораздо ближе к линии фронта, например в Киевском уезде, спектр настроений населения колебался от исполненного надеждами патриотизма к обеспокоенности. Один жандарм отмечал:

Настроение крестьянского население угнетенное. Брожения в народе пока нет, но прежний подъем исчез. Появилось недоверие в успех нашего оружия. Неудачи и отступление наших войск произвели заметный перелом в настроении населения[194].

В начале апреля начали шириться порожденные инфляцией бунты, и Министерство внутренних дел предупредило губернаторов 12 (25) апреля, что инфляция,

явление это особо тяжело отразилось на беднейших классах населения, недовольство коих уже стало проявляться в некоторых местностях в виде попыток к устройству уличных беспорядков и погромов торговых помещений купцов, подозреваемых в умышленном повышении цен[195].