Великая война и Февральская революция, 1914–1917 гг.

Слух о бунте облетел все казармы. Пошли разговоры. Полиция была возмущена, что войска не только не помогают, а сами устраивают волнения.

Министр Протопопов продолжал верить, что Хабалов подавит беспорядки. В тот вечер министр обедал у директора Департамента полиции Васильева. К концу обеда туда был вызван с докладом начальник Охранного отделения генерал Глобачев. Последний наконец понял, что у нас началась революция. Накануне поздно вечером один из его отличных сотрудников сообщил ему:

— Так как воинские части не препятствовали толпе, а в некоторых случаях даже принимали меры к парализации начинаний полиции, то масса получила уверенность в своей безнаказанности, и ныне, после двух дней беспрепятственного хождения по улицам, когда революционнее круги выдвинули лозунги: «Долой войну!» и «Долой самодержавие!», народ уверился в мысли, что началась революция, что успех за массами, что власть не способна подавить движение в силу того, что воинские части на ее стороне, что решительная победа близка, так как воинские части не сегодня завтра выступят открыто на стороне революционных сил, что начавшееся движение уже не стихнет, а будет без перерыва расти до полной победы и государственного переворота…

К этой вчерашней удивительной по верности характеристике положения сегодня прибавился такой факт, как «бунт» павловцев.

Сообщения партийных «сотрудников»[154] понятны лишь их авторам и жандармским офицерам, их принимающим. Они «сотрудничают» по разным причинам и побуждениям, но стремятся к одной и той же цели — помешать революции. Чтобы понять и поверить сведениям «сотрудника», министром внутренних дел должен быть Плеве, Столыпин… Протопопов этого не понимает. Он ухмыляется, смеется, не придает никакого значения, что волна движения вздымается. Он не видит ничего грозного в «бунте» павловцев.

— Я спокоен, — говорит министр, смакуя кофе, — Хабалов подавит движение, это его дело…

И, отбросив злободневную неприятную тему, Протопопов начинает обычный рассказ про Царское Село, про милостивое к нему отношение их величеств. Дальше следуют планы и анекдоты…

Васильев в восторге. Как гостеприимный хозяин, он занят угощением гостей, как подчиненный, он льстит начальнику.

Начальник Охранного отделения уезжает от министра обескураженным. Это хороший жандармский офицер, но не для боевого времени. Он не может захватить, увлечь министра, заставить его действовать, как это делал в первую революцию полковник Герасимов. Да, но тогда и министрами были Дурново и Столыпин. Они понимали все. А им помогал такой министр юстиции, как Акимов.

После ухода генерала Глобачева Протопопов утвердил следующую телеграмму для отсылки генералу Воейкову:

«Сегодня порядок в городе не нарушался до 4 часов дня, когда на Невском проспекте стала накапливаться толпа, не подчинявшаяся требованиям разойтись. Ввиду сего возле Городской думы войсками были произведены три залпа холостыми патронами, после чего образовавшееся там сборище рассеялось. Одновременно значительные скопища образовались на Лиговской улице, Знаменской площади, также на пересечении Невского Владимирским проспектом и Садовой улицей, причем во всех этих пунктах толпа вела себя вызывающе, бросая в войска каменьями и комьями сколотого на улицах льда.

Поэтому когда стрельба вверх не оказала действия на толпу, вызвав лишь насмешки над войсками, последние вынуждены были, для прекращения буйства, прибегнуть к стрельбе боевыми патронами по толпе, в результате чего оказались убитые и раненые, большую часть которых толпа, рассеиваясь, уносила с собою.

В начале пятого часа Невский был очищен, но отдельные участники беспорядков, укрываясь за угловыми домами, продолжали обстреливать воинские разъезды. Войска действовали ревностно.

Исключение составляет самостоятельный выход 4-й эвакуационной роты Павловского полка. Охранным отделением арестованы на запрещенном собрании 30 посторонних лиц в помещении группы центрального бюро Военно-промышленного комитета и 136 партийных деятелей, а также и революционный руководящий коллектив из 5 лиц. По моему соглашению с командующим войсками контроль распределения выпеченного хлеба, также учета использования муки возложен на заведующего продовольствием в империи Ковалевского[155]. Надеюсь, будет польза. Поступили сведения, что 27 февраля часть рабочих намеревается приступить к работе. В Москве спокойно. Министр внутренних дел Протопопов».

Про самое важное событие дня — бунт павловцев, Протопопов не счел нужным сообщить.

Утвердив текст телеграммы в Ставку, Протопопов поехал на квартиру председателя Совета министров Голицына, где было назначено заседание Совета.

Совет министров по предложению Голицына обсуждал главный вопрос — о прекращении сессий Государственного совета и Государственной думы. Теперь большинство министров стояло за роспуск их. В подтверждение правильности этой меры приводили мнение некоторых думцев, в том числе Маклакова.