Великая война и Февральская революция, 1914–1917 гг.

Не менее энергично работает и учебная команда Волынского полка. Ею командует капитан Квитницкий. Ее роты оберегают Знаменскую площадь. Часть стреляет вдоль Невского против напирающей толпы, другая часть вдоль Гончарной улицы, откуда напирают с флагами и песнями. В этом районе несколько десятков убитых и раненых. Появились добровольцы-санитары: молодежь с повязками на рукавах. Много молодых женщин. Им дают работать.

От действительной стрельбы толпа в панике. Начинается отлив от Невского. Когда же некоторые части дают первый залп вверх, в воздух, толпа смеется и смелеет.

Вечером распространился слух о бунте в Павловском полку, о чем ниже.

Часа в четыре я приехал в Царское Село. Под снежной пеленой город казался особенно нарядным.

Придворные кареты с кучерами в красных ливреях придавали всему праздничный вид. Сказочными выглядели покрытые снегом бульвары. Всюду тишина, спокойствие.

Сделав несколько визитов, повидав бывших подчиненных, я попал в семью С. Н. Вильчковского[153]. Там так же, как и во многих других царскосельских семьях, царил культ их величеств. Сам Вильчковский занимал хороший пост и, кроме того, был начальником одного из поездов ее величества. Его жена работала в госпитале государыни. Она была в восторге от государыни, как от человека, матери, семьянинки. Как она любит помогать нашим больным и раненым, чего она не делает для них! Теперь царица вся поглощена болезнью детей.

Александровский дворец действительно походил тогда на госпиталь. В комнатах наследника и великих княжон опущены шторы, царит полумрак. У наследника и двух старших великих княжон температура выше 39. Младшие великие княжны Мария и Анастасия Николаевны ухаживают за больными и гордятся тем, что они «сестры милосердия» и помогают царице. Царица поспевает всюду. Положение наследника тяжелое. Самочувствие Ольги и Татьяны Николаевн очень хорошее. Они даже веселы. Присланные офицером Родионовым ландыши от Гвардейского экипажа доставили больным истинное удовольствие.

В другом крыле дворца лежит в жару так любимая царской семьей Аня (А. А. Вырубова). У нее температура более 40. Перебывало несколько докторов. Там дежурит Акилина. Великие княжны Мария и Анастасия Николаевны два раза в день ходят туда на дежурство. Туда тоже были присланы ландыши. Эти ландыши едва ли не были последней улыбкой старого режима царским детям. В тот день этого никто не подозревал, от детей скрывали истину. Великие княжны были счастливы. Царица строго запретила говорить больным о беспорядках.

Императрица в костюме сестры милосердия то у детей, то у Ани. Она руководит всем и сама ухаживает за больными.

Царица настолько была занята больными, что даже не смогла лично выслушать генерала Гротена, который ездил к Протопопову за новостями. Царица поручила выслушать генерала своей подруге Лили Ден.

Протопопов прислал письмо, что вчера положение было хуже, сегодня лучше, произведены хорошие аресты. «Главные вожаки привлечены к ответственности за речи в Городской думе. Вечером министры совещались о принятии назавтра энергичных мер, и все они надеются что завтра (то есть в понедельник. — Авт.) все будет спокойно».

Так легкомысленно лгал и успокаивал императрицу Протопопов, а ведь царица сообщала эти сведения государю, принимая их за чистую монету.

После завтрака императрица была с Марией Николаевной у Знамения. Проехали на могилу Распутина. Над ней уже был довольно высокий сруб. А. А. Вырубова строила часовню. Проехали в деревню Александровку, поговорили с Мясоедовым-Ивановым, с Хвощинским и другими офицерами. Вернувшись во дворец, царица обошла больных. У всех жар увеличился. Корь в разгаре. Царица написала письмо государю. Ее величество сообщила все успокоительные сведения, что прислал Протопопов. Написала, как молилась у могилы Распутина, и послала кусочек дерева с его могилы, где стояла на коленях.

«…Мне кажется, все будет хорошо, — писала царица, — солнце светит так ярко, и я ощущала такое спокойствие и мир на его дорогой могиле. Он умер, чтобы спасти нас…» В таком безмятежном настроении царица приняла после отправки письма Н. Ф. Бурдукова. Он еще накануне просил срочного приема. Ему было назначено на сегодня. Хорошо осведомленный о происходящем, Бурдуков решил предостеречь царицу. Он не был связан служебной дисциплиной. Писать Вырубовой нельзя — больна. Расстроенный, не переменив даже обычного серого костюма, прошел он на этот раз как-то необычно просто во дворец. У ворот даже не сделали обычного опроса. Видна растерянность. Во дворце мертвенно тихо. Неприятно.

Его провели в салон. Вышла императрица в костюме сестры милосердия. Подала руку, предложила сесть. Царица как будто опустилась, постарела, поседела.