Великая война и Февральская революция, 1914–1917 гг.

Однако в Ставке далеко не все были так спокойны. С утра все только и говорили, что о столичных событиях. Всеми путями из Петрограда приходили самые тревожные сведения. Начальник дворцовой полиции, полковник Герарди настолько потерял равновесие, что, придя в тот день к дворцовому коменданту, просил разрешения уехать в Царское Село к семье. «Увидя, что Герарди совершенно потерял голову, — писал позже Воейков, — я счел за лучшее отстранить его от исполнения ответственных обязанностей, на которые он в подобном состоянии был уже неспособен». Воейков разрешил Герарди уехать и заменил его чиновником дворцовой полиции Гомзиным, когда-то служившим в гвардии.

Воейков был взволнован тем более, что в этот день он не получил от полковника Ратко никакой информации из Царского Села. Его попытки переговорить по телефону с кем-либо из старших чинов его канцелярии оказались безрезультатными. Их в канцелярии не было. Как иронизировал позже генерал, они были заняты составлением Конституции у великого князя Павла Александровича.

Вызванный в 5 часов к телефону из Царского Села генералом Спиридовичем, о чем сказано выше, генерал Воейков, видимо, не придал должного значения тому разговору, хотя позже, наговорив в своей книге комплиментов Спиридовичу, писал так о том разговоре: «То обстоятельство, что, передавая мне эти сведения, полученные от Департамента полиции, генерал Спиридович не сказал мне ничего утешительного от себя лично, еще более утвердило меня в убеждении, что положение безвыходно».

Сам генерал Воейков заявляет: «В этот день это был единственный мой разговор с Царским Селом». Раз это так, то приходится признать, что в этот важный исторический момент осведомленность единственного, чисто политического органа около его величества, осведомленность дворцового коменданта была неудовлетворительна. Даже 26 февраля, вечером, дворцовый комендант еще не знал, что, как и почему происходит в Петрограде.

После пятичасового чая государь получил следующую телеграмму от председателя Государственной думы Родзянко:

«Положение серьезное. В столице анархия.

Правительство парализовано. Транспорт продовольствия и топлива пришел в полное расстройство. Растет общее недовольство. На улицах происходит беспорядочная стрельба. Части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно. Молю Бога, чтобы этот час ответственности не пал на венценосца».

Телеграмма эта вполне отражала всю растерянность, царившую в Петрограде, растерянность самого Родзянко, но в Ставке этого не понимали. Государь показал телеграмму графу Фредериксу и Воейкову, причем сказал графу: «Опять этот толстяк Родзянко мне написал разный вздор, на который я ему не буду даже отвечать».

Однако телеграмма Родзянко не могла не произвести тревожного впечатления. К тому же Воейков доложил про разговор со Спиридовичем. Обед прошел как обычно. Но после обеда государь, несмотря на кажущееся спокойствие, решил возвращаться в Царское Село.

В 9 часов 20 минут вечера государь послал императрице телеграмму, в которой писал между прочим: «Выезжаю послезавтра». Около 10 часов вышедший от государя Воейков объявил заведующему своей канцелярией, что отъезд назначен на 2 часа 30 минут 28 февраля, и стал отдавать предварительные распоряжения.

Государь же, выйдя в столовую, сыграл несколько партий в домино с Ниловым, Граббе и Мордвиновым. Государь казался озабоченным и скоро распрощался с партнерами. Об отъезде государь им, однако, не сказал.

В этот вечер у горячившегося генерала Дубенского зародилась несчастная мысль прекратить беспорядки в Петрограде, послав туда с войсками генерал-адъютанта Иванова. «Ведь вот, в первую революцию Иванов блестяще усмирил какой-то бунт, а затем был отличным генерал-губернатором в Кронштадте». Дубенский отправился к лейб-хирургу Федорову и красноречиво убеждал его подсказать эту мысль государю. До позднего вечера сидели несколько человек у Федорова и слушали горячую речь Дубенского. Прощаясь, Федоров обещал начать с утра хлопотать за посылку Иванова.

В 22 часа 22 минуты 26 февраля на аппарат Ставки приняли из Петрограда следующую телеграмму председателя Государственной думы Родзянко по адресу: начальнику штаба Верховного главнокомандующего Алексееву: