Великая война и Февральская революция, 1914–1917 гг.

Прочитав обе телеграммы, государь, не советуясь ни с кем, написал Хабалову телеграмму: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией. Николай».

Так энергично и отчетливо реагировал государь на первое же официальное донесение о беспорядках в столице. Будь государь в Царском Селе, беспорядки были бы прекращены немедленно по их проявлении.

Обед прошел, как всегда, спокойно. Но некоторые, видимо, были озабочены. Государь вскоре после обеда ушел к себе. Он долго занимался в кабинете.

Среди лиц, сопровождавших государя, в тот вечер уже шли оживленные разговоры о беспорядках. Особенно волновался Дубенский. Он то и дело переходил от барона Штакельберга к Федорову. Он вернее других схватил всю важность происходящего.

Он находил, что ни Алексеев, ни Воейков (два человека, которые могли говорить с государем) не обращают на случившееся должного внимания. Он был прав. Но Алексеева успокаивал Беляев, Воейкова же Протопопов. Ведь, прощаясь в последний раз в Царском Селе с Воейковым, Протопопов клялся, что никаких осложнений не предвидится.

26 февраля. Воскресенье. В Могилеве стоял ясный морозный день. Государь, бодрый, в сопровождении Фредерикса и дежурного флигель-адъютанта, отправился пешком в церковь. Много народу стояло на пути следования. Кланялись. Некоторые женщины кланялись в ноги. Некоторые, глядя вслед, крестили государя. Какое-то странное настроение.

Церковь полна молящихся. Свита, генералы, офицеры, солдаты, публика… Особенно горячо молятся казаки, генерал Алексеев. Государь впереди, на левом клиросе, скрытый иконами. В эту службу с государем случился первый припадок. Государь почувствовал мучительную боль в середине груди. Она продолжалась с четверть часа. «Я едва выстоял, — сообщал об этом государь царице, — и лоб мой покрылся каплями пота. Я не помню, что это было, потому что сердцебиения у меня не было, но потом оно появилось и прошло сразу, когда я встал на колени перед образом Пречистой Девы».

После обедни государь прошел в штаб и принял доклад от Алексеева. За завтраком приглашенных было больше, чем всегда. С тревогой вглядывались многие в государя. Его величество казался спокойным. Государь только что получил написанное вчера письмо от царицы, в котором царица со слов Протопопова описывала все «как хулиганское движение мальчишек и девчонок».

В 1 час 40 минут Алексеев получил от Хабалова дополнительную к вчерашней телеграмму, отправленную 26 февраля в 13 часов 5 минут, следующего содержания:

«К № 486. Доношу, что в течение второй половины 25 февраля толпы рабочих, собиравшихся на Знаменской площади и у Казанского собора, были неоднократно разгоняемы полицией и воинскими чинами. Около 17 часов у Гостиного двора демонстранты запели революционные песни и выкинули красные флаги с надписью „Долой войну!“. На предупреждение, что против них будет применено оружие, из толпы раздалось несколько револьверных выстрелов, одним из коих был ранен в голову рядовой 9-го запасного Кавалерийского полка. Взвод драгун спешился и открыл огонь по толпе, причем было убито 3 и ранено 10 человек. Толпа мгновенно рассеялась. Около 18 часов в наряд конных жандармов была брошена граната, которой ранен был один жандарм и лошадь. Вечер прошел относительно спокойно. 25 февраля бастовали 240 тысяч рабочих. Мною выпущено объявление, воспрещающее скопление народа на улицах и подтверждающее населению, что всякое проявление беспорядков будет подавлено силою оружия. Сегодня, 26 февраля, с утра в городе спокойно. № 3703. Хабалов».

Телеграмма была направлена государю. После завтрака государь поехал на автомобиле на прогулку по Бобруйскому шоссе, к часовне в память боев 1812 года. Государя сопровождали: Воейков, Граббе, Федоров и герцог Лейхтенбергский. У часовни вышли. Пошли пешком. Государь казался озабоченным. Задумчивый, он почти не разговаривал.

Чай прошел обычно.

В 6 часов с половиной государь поблагодарил царицу телеграммой за письмо и написал ей коротенькое письмо, в котором были такие строки: «Я надеюсь, что Хабалов сумеет быстро остановить эти уличные беспорядки. Протопопов должен дать ему ясные и определенные инструкции. Только бы старый Голицын не потерял голову».

Видимо, государь совершенно неправильно, ошибочно представлял себе взаимоотношение высших властей теперь в столице, если считал, что Протопопов может давать какие-то инструкции Хабалову. Видимо, государь все еще верил во всезнание, энергию и распорядительность Протопопова. Протопопов же, как мы видели, ровно ничего не делал полезного, сообщал императрице неправильные, успокоительные сведения, радовался, что свалил все на Хабалова и затем, перетрусивши, совсем исчез.