Великая война и Февральская революция, 1914–1917 гг.

28 февраля в Петрограде. — Отряд верных. — Вновь в Адмиралтействе. — Колебания. — Телеграмма Хабалова в Ставку. — Тревожные симптомы. — Генерал Каменский. — Требование адмирала Григоровича очистить Адмиралтейство. — Совещание генералов и решение разойтись. — Уход войск по казармам. — Телеграмма в Ставку. — Арест генералов. — Неизвестные герои. — В Таврическом дворце. — Приход в Думу войск. — Работа полковника Энгельгардта. — Аресты. — Комиссар инженер Бубликов[162]. — Исполнительный комитет Совета рабочих и солдатских депутатов. — Меры по овладению гарнизоном. — 28 февраля в Царском Селе. — Тревога во дворце. — Прибытие в Царское верных из Петрограда. — Оптимизм полковника Герарди. — Перемена настроения. — Паника. — Новость о расстреле камергера Валуева. — Тревожный вечер. — Бунт в Царском Селе. — Генерал Гротен и охрана. — Приближение толпы. — Переговоры. — Временное соглашение с бунтующим гарнизоном. — Телеграмма о возвращении государя. — Выход императрицы к войскам. — Ночь во дворце. — Вопрос об удалении А. А. Вырубовой. — Успокоение. — Уход войск. — В Таврическом дворце. — Решение Временного комитета об отречении государя. — Согласие на то генерала Алексеева. — Ночь на 1 марта

Ночь на 28 февраля. Отряд верных вновь в здании Адмиралтейства. Вновь расставлены посты и пулеметы. Вновь два орудия у главных ворот. Стало светать. Из окон видна накапливающаяся толпа. Генерал Беляев, не уясняя себе, что Родзянко на стороне революции, говорит с ним по телефону как с «верноподданным». Родзянко, играя на неосведомленности Беляева, предупреждает его, что в городе анархия, что он не отвечает за то, что толпа сделает с отрядом. Он советует прекратить «сопротивление» и распустить войска. Тон у Родзянко революционно-повелительный. Беляев в панике. Разведка полковника Фомина сообщила, что Петропавловская крепость перешла на сторону революции, подчинилась Временному комитету Родзянко. А из Преображенских казарм сообщают, что там получено приказание штурмовать отряд. Фомин доложил эти сведения Беляеву. Беляев развел руками. Все потеряно…

Откуда-то стали стрелять одиночными выстрелами по артиллерии, что стояла в одном из дворов здания. Ранено несколько лошадей. Это произвело нехорошее впечатление на [артиллерийскую] прислугу. Солдаты ворчат. Из верхних окон соседнего Панаевского театра также стали стрелять по солдатам. Настроение во всем отряде понижалось. Генерал Занкевич вновь собрал всех офицеров. Вновь говорил о долге перед государем и родиной, говорил о присяге, говорил горячо… Выступил один из офицеров.

— Ваше превосходительство, разрешите…

— Говорите.

— Ваше превосходительство, не найдете ли вы возможным войти в контакт с Временным комитетом Государственной думы? Ведь вот, офицеры Преображенского батальона уже вошли.

Не ожидавший такого оборота, генерал Занкевич не дал офицеру продолжать. Он лишь решительно ответил: «Нет» и, взяв под козырек, скомандовал: «Господа офицеры, по местам!»

Кто-то из молодежи напал на сторонника преображенцев:

— Нашли кому подражать. Преображенцы опозорили гвардию. Опозорили, как в 1906 году. Их делегаты утром объезжали первую дивизию, уговаривая примкнуть к революции. Никто не согласился. На Миллионной ведут себя позорно. Все равно солдаты им не верят…

В 8 часов 25 минут Хабалов послал Алексееву такую телеграмму:

«Число оставшихся верных долгу уменьшилось до 600 человек пехоты и до 500 человек всадников при 13 пулеметах и 12 орудиях с 80 патронами всего. Положение до чрезвычайности трудное» (№ 615).

Спустя полчаса Хабалов был вызван к прямому проводу генералом Ивановым из Могилева. Иванов сообщил ему о своем назначении и поставил десять вопросов о положении в Петрограде, на которые и просил дать ответы. Ответы эти были сообщены телеграммой, поданной 28 февраля в 11 часов 30 минут на имя генерала Алексеева: