Великая война и Февральская революция, 1914–1917 гг.

«1) В моем распоряжении, в здании Главного адмиралтейства, четыре гвардейских роты, пять эскадронов и сотен, две батареи. Прочие войска перешли на сторону революционеров или остаются, по соглашению с ними, нейтральными. Отдельные солдаты и шайки бродят по городу, стреляя в прохожих, обезоруживая офицеров.

2) Все вокзалы во власти революционеров, строго ими охраняются.

3) Весь город во власти революционеров, телефон не действует, связи с частями города нет.

4) Ответить не могу.

5) Министры арестованы революционерами.

6) Не находятся вовсе.

7) Не имею.

8) Продовольствия в моем распоряжении нет. В городе к 25 февраля было 5 600 000 пудов запаса муки.

9) Все артиллерийские заведения во власти революционеров.

10) В моем распоряжении лично начальник штаба округа. С прочими окружными управлениями связи не имею.

Генерал Хабалов».

Ответ № 4 следовал на вопрос: «Какие власти правят этими частями города?» Ответ № 6 — на вопрос: «Какие полицейские власти находятся в данное время в вашем распоряжении?» Ответ № 7 — на вопрос: «Какие технические и хозяйственные учреждения военного ведомства ныне в вашем распоряжении?» Телеграмма давала верное изображение тогдашней обстановки.

Настроение Хабалова, как и Беляева, было удрученное. Иванов еще и не выезжал из Могилева. Здесь революционное правительство. Удручен и Занкевич. Упало настроение и младших чинов отряда. Один из ротных командиров, хороший и храбрый офицер, георгиевский кавалер, явился к полковнику Фомину и просил отпустить его домой… по болезни. Посыпались вопросы — что, как, почему? Стали говорить откровенно. Правительство сбежало. Бесцельные, противоречивые распоряжения высшего начальства. Безнадежность положения. Агония какая-то… Так разъяснял просивший. Не отпустишь — все равно уйду… За мной уйдет и следующий… все пропало.

Удерживать не хватало духу. Горькая правда была на его стороне. Ушел. Рота сдана следующему по старшинству. А через несколько минут кто-то крикнул, что артиллерия уходит. Началось волнение в ротах Петроградского полка, стоявших в вестибюле. Их удалось временно урезонить, успокоить.

Артиллерийский полковник Потехин стал говорить с солдатами. Вышла целая речь. Солдаты сгруппировались на большой лестнице. Что-то вроде митинга. Горячая патриотическая речь Потехина сперва захватила. Затем в задних рядах стали возражать, подсмеиваться. Генерал Беляев отозвал Потехина. Сам Беляев как бы осел. В это время к нему пришел из штаба генерал Каменский. Маленького роста, юркий, умный, энергичный, он умел уживаться и приспосабливаться при всех обстоятельствах. Каменский стал доказывать бесполезность какого-то якобы кому-то сопротивления. Советовал распустить войска по казармам. Беляев соглашался с целесообразностью этого плана, но отдать приказание колебался. Занкевич горячился и стоял за продолжение сопротивления. В 12 часов к генералу Хабалову явился офицер от морского министра Григоровича с требованием последнего: во избежание разрушения здания Адмиралтейства [орудиями из] Петропавловской крепости, чем угрожают из крепости, очистить здание от войск.

Генералы стали совещаться. Все склонялись к роспуску войск. Занкевич просил у Беляева формального на то приказания, что тот и отдал. Возник вопрос, как уходить: с оружием или без оружия? Кто-то предложил сложить оружие в здании Адмиралтейства и разойтись, как частным лицам. Командир стрелков просил разрешения выйти с оружием. Беляев разрешил уходить, кто как хочет. Смотритель здания показал комнату, в которую и стали спешно складывать оружие. Не прошло и четверти часа, как войска стали покидать Адмиралтейство.

Сплошная толпа вооруженных рабочих, солдат, молодежи ждала на улице, у подъездов, у ворот. Выехавшая батарея была сразу же облеплена публикой. На передках, рядом с артиллеристами, появились молодые люди и девицы. К орудиям, зарядным ящикам и хомутам привязывали красные лоскутья. Толпа восторженно орала: «Ура! Ура!»

Стрелки вышли с винтовками. С песней «Взвейтесь, соколы, орлами» выходили измайловцы. За ними ушли петроградцы.

В 1 час 30 минут Беляев телеграфировал Алексееву:

«Около 12 часов дня 28 февраля остатки оставшихся еще верными частей, в числе 4 рот, 1 сотни, 2 батарей и пулеметной роты, по требованию морского министра, были выведены из Адмиралтейства, чтобы не подвергнуть разгрому здание. Перевод всех этих войск в другое место не признан соответственным ввиду неполной их надежности. Части разведены по казармам, причем, во избежание отнятия оружия по пути следования, ружья и пулеметы, а также замки орудий сданы морскому министерству. Беляев».

Все было кончено. Отныне в Петрограде лишь революционная власть и признавшие ее войска… Последний оплот царской власти пал. Где-то еще отстреливаются осажденные офицеры Егерского, Финляндского, Московского полков… Лишь два министра, Беляев и Покровский, продолжают упрямо что-то делать в своих канцеляриях, не изменяя государю. Другие уже арестованы.