Великая война и Февральская революция, 1914–1917 гг.

А на дворе уже спустилась ночь. Мороз все крепнул. Солдатам становилось холодно. Офицеры подбадривали их. Особенно хорошо и удачно говорил тогда адъютант Собственного полка, обнадеживая солдат скорым возвращением государя. Все сразу переменится.

В 10 вечера государыня действительно получила телеграмму от государя с сообщением: «Завтра утром надеюсь быть дома».

Царица сообщила свите. Все приободрились. Солдаты радовались. Из дворца дали знать, что императрица выйдет к войскам. Все встрепенулось. По приказанию Гротена офицеры предупредили солдат не отвечать громко на приветствие ее величества. Все смотрят на высокое крыльцо подъезда номер первый. Вдруг распахнулись широкие двери. Два нарядных лакея, держа высоко серебряные канделябры со свечами, встали по сторонам. Появилась императрица с великой княжной Марией Николаевной. Раздалась негромкая команда войскам.

Спокойная и величественная императрица тихо спускалась по мраморным ступеням, держа дочь за руку. За ее величеством шли: граф Бенкендорф, граф Апраксин, граф Замойский и еще несколько лиц. Было что-то сказочное в этом необычайном выходе русской императрицы к войскам ночью при мерцающем свете канделябров в покрытый снежной пеленою парк… Тишина полная. Лишь снег скрипит под ногами. Издали доносится стрельба. Со стороны же Петрограда и Софии зарево. Императрица медленно обходила ряды за рядами, кивая с улыбкой солдатам. Солдаты молча восторженно провожали царицу глазами. Многим из офицеров государыня тихо говорила что-нибудь: «Как холодно, какой мороз…» Великая княжна, настоящая русская красавица, которую пощадила болезнь, улыбалась офицерам, особенно морякам.

По возвращении императрицы во дворец, частям по очереди разрешено было уходить греться в подвальный этаж дворца. Там царило какое-то странное настроение. Строгие распорядки дворца были нарушены. Появились откуда-то какие-то странные личности. Они подходили к солдатам, шептались. Невольная тревога закрадывалась в душу офицеров.

Тревожно было и в царских покоях. Государыня в ту ночь не раздевалась. Ее величество разрешила графине Бенкендорф и баронессе Буксгевден устроиться на ночь в своем салоне и сама лично принесла им подушки. Граф Бенкендорф и Апраксин устроились в комнате камердинера его величества. Все были начеку, чтобы сделать все возможное для защиты царской семьи.

В левом крыле дворца около больной А. А. Вырубовой были ее родители и Лили Ден, не считая сестры милосердия. Присутствие во дворце Вырубовой и ее семьи нервировало придворных и вызывало в этот день особый ропот и воркотню прислуги и даже солдат. Больше чем когда-либо в этот день солдаты недобрым словом поминали Анну Александровну за все, что она, по их мнению, принесла во дворец.

Придворные считали, что ее присутствие навлекает опасность на царскую семью. Граф Апраксин долго беседовал об этом с Бенкендорфом, и наконец было решено, чтобы Апраксин испросил разрешение императрицы перевести Анну Александровну куда-либо, но вне дворца. Императрица горячо вступилась за свою подругу. Оттолкнуть подругу в такой момент, как бы выдать ее толпе на поругание — ни за что. «Я не предаю своих друзей», — закончила царица горячий разговор и не могла удержаться от душивших ее рыданий.

Часов около трех ночи тревога улеглась. В городе водворилась тишина. Бродившие толпами солдаты вернулись по казармам. На время все успокоилось. Генерал Гротен разрешил развести отряд по казармам. Остались лишь усиленные караулы да часовые. Вокруг дворцовой ограды, как обычно, разъезжали казаки Конвоя его величества.

В эту самую роковую ночь, на 1 марта 1917 года, в Таврическом дворце представители Временного комитета, представители думской интеллигенции решали судьбу императора Николая II, ставшую судьбой и для всего монархического строя в России. Мысль об отречении государя уже давно была в умах многих. В эту ночь многим казалось, что столь долгожданный момент пришел. Одни считали, что пора «кончать», другие думали, что отречение поведет к успокоению от разрастающейся анархии, а многие, по-житейски, боялись возвращения государя, боялись арестов и кар. Каждый хотел, чтобы отречение произошло поскорее. Преобладало мнение, что отречение должно совершиться в пользу наследника при регенте Михаиле Александровиче. Родзянко сносился по этому поводу с генералом Алексеевым, и тот, по его словам, примкнул к этому мнению.

В. Шульгин позже подтвердил это в своей книге «Дни».

А в то время, когда шло это обсуждение, комиссар Бубликов протелефонировал из Министерства путей сообщения, около 3 часов ночи, что императорский поезд, направляясь к Царскому Селу, пришел на станцию Вишера. Бубликов спрашивал, как поступить с поездом. Ему ответили, что вопрос этот еще не решен. В 4 часа 50 минут утра 1 марта Бубликов телефонировал Родзянко, что императорский поезд повернул обратно на Бологое, и вновь спрашивал указания, как поступить с ним. И вновь был ответ, что вопрос еще не решен.