Великая война. Верховные главнокомандующие

После обеда, к которому мы оба были приглашены Государем и который, в обстановке прибытия поезда, показался нам крайне тягостным, я поспешил уехать в город в штаб; генерал же Рузский остался у Царя для более подробной беседы о сложившейся обстановке. В течение надвигающегося вечера я дважды заезжал на вокзал: один раз с телеграммой генерала Алексеева на имя Государя, в которой излагалась просьба о даровании стране ответственного министерства, с M. В. Родзянко во главе, и другой раз, с извещением, что станция Луга – в руках восставших, что делало уже невозможным беспрепятственное направление императорского и свитского поездов на север. Поздно вечером вышел от Царя главнокомандующий. Он казался очень утомленным и кратко сообщил мне о согласии Государя на министерство Родзянко, ответственное перед законодательными учреждениями. Неразрешенным оставался лишь вопрос о порядке назначения министров: иностранных дел, военного и морского, которых Государь желал оставить не связанными с остальным кабинетом.

– Я надеюсь, что это удовлетворить восставших, – добавил в конце своей беседы H. В. Рузский.

Однако из ночной беседы последнего по прямому проводу с М. В. Родзянко выяснилось, что к тому времени революционные требования в столице стали гораздо обширнее. «Грозные требования отречения в пользу сына, при регентстве Михаила Александровича, передавал председатель Государственной думы, становятся вполне определенными…»

В 10 часов утра 15 марта главнокомандующий вторично посетил Государя и передал ему содержание своей ночной беседы с Родзянко. Во время этой беседы генералу Рузскому была передана присланная ему циркулярная телеграмма из Ставки от генерала Алексеева ко всем главнокомандующим, не исключая и Великого князя Николая Николаевича, в которой начальник штаба Государя высказывался, подобно Родзянко, в пользу отречения. Генерал Алексеев просил главнокомандующих в случае их согласия с его мнением, телеграфировать их ходатайства об отречении непосредственно Его Величеству. В виду содержания этой телеграммы, Царь согласился с мнением H. В. Рузского об отсрочке окончательного решения до получения соответственных ответов.

Вскоре от генерала Алексеева поступила новая телеграмма на Высочайшее имя, в которой дословно передавались ответы от главнокомандующих Кавказского, Юго-Западного и Западного фронтов, являвшиеся, в сущности, ходатайствами об отречении. Великий князь Николай Николаевич телеграфировал: «Генерал-адъютант Алексеев сообщает мне создавшуюся небывало роковую обстановку и просить меня поддержать его мнение, что победоносный конец войны, столь необходимый для блага и будущности России и спасения династии, вызывает принятие сверхмеры.

Я, как верноподданный, считаю по долгу присяги и по духу присяги, необходимым коленопреклоненно молить Ваше Императорское Величество спасти Россию и Вашего Наследника, зная чувство святой любви Вашей к России и к нему.

Осенив себя крестным знамением передайте ему – Ваше наследие.

Другого выхода нет. Как никогда в жизни, с особо горячей молитвой молю Бога подкрепить и направить Вас. Генерал-адъютант Николай».[201]

Несколько позднее были получены телеграммы от главнокомандующего Румынским фронтом и командующего Балтийским флотом вице-адмирала [А. И.] Непенина.[202]

Адмирал Непепин писал: «С огромным трудом удерживаю в повиновении флот и вверенные мне войска… Если решение не будет принято в течение ближайших же часов, то это повлечете за собою катастрофу с неисчислимыми бедствиями для нашей Родины».

Здесь важно отметить, что и Временным комитетом членов Государственной думы, [и] Ставкой, и главнокомандующими фронтами вопрос об отречении Императора Николая II трактовался во имя сохранения России и доведения ею войны до конца, не в качестве насильственного акта, или какого-либо революционного «действа», а с точки зрения вполне лояльного совета или ходатайства, окончательное решение по которому должно было исходить от самого Императора. Таким образом, нельзя упрекать этих лиц, как это делают некоторые партийные деятели, в какой-либо измене или предательств. Они только честно и откровенно выразили свое мнение, что актом добровольного отречения Императора Николая II от Престола могло быть, по их мнению, обеспечено достижение военного успеха и дальнейшее развитие русской государственности. Если они ошиблись, то в этом едва ли их вина.

Генерал Рузский, собираясь с этими телеграммами к Царю и намереваясь присоединиться к их содержанию, просил также своих ближайших сотрудников – меня, как начальника штаба, и генерала [С. С.] Саввича[203] – главного начальника снабжений армий и тыла фронта, не видевших также иного исхода для успокоения страны и возможности доведения войны до конца, присутствовать при докладе, для подкрепления нашим мнением его доводов… «Государь уже осведомлен о том, что я приеду с Вами…», – сказал Н. В. Рузский.