Вопрос о передаче Верховного главнокомандования Великому князю Николаю Николаевичу, насколько помнится, был подсказан Н. В. Рузским, но он казался, по-видимому, всем бесспорным: назначение же князя Г. Е. Львова было сделано в соответствии с мнением присутствовавших при этом депутатов.
9. Последние дни пребывания отрекшегося Императора в Ставке
В ночь на 16 марта отрекшийся от Престола Император Николай отбыл из Двинска через Витебск в Ставку. Обыкновенно во время императорских путешествий один за другим следовали два поезда: литера А и литера Б, по внешнему своему виду не отличавшиеся друг от друга. В первом поезде помещался Государь со всей своей ближайшей свитой; во втором – ехала охрана и низшие служащие. Поезда в пути менялись: впереди шел то поезд литера А., то литера Б. Делалось это для большей безопасности от всякого рода покушений на царский поезд.
В данном случае впереди шел поезд литера A., увозивший в Могилев отрекшегося Царя. Переезд был выполнен беспрепятственно, без всяких задержек. На станциях почти не было публики, и никаких выражений чувств ни положительных, ни отрицательных к бывшему Царю проявлено не было. Государь во время переезда держал себя сдержанно, но наружно спокойно. Он оставался в форме своих кавказских пластунов и при остановках поезда, изредка выходил из вагона подышать свежим воздухом.
Днем им была отправлена с пути Великому князю Михаилу Александровичу телеграмма, в которой он выражал свои пожелания счастливого ему царствования и объяснял мотивы, по которым считал необходимым Престол передать ему, а не законному Наследнику. Таким образом, в царском поезде тогда еще было неизвестно то решение, которое на самом деле было принято братом Государя.
Поезд с отрекшимся Императором подошел к Могилеву уже совсем вечером 16 марта. На дебаркадере для встречи Царя находился его бывший начальник штаба генерал Алекссев и выстроились в ряд офицеры Ставки. Отрекшийся Император вышел из вагона в сопровождении своего министра двора графа Фредерикса. Обняв генерала Алексеева, он, в сопровождении названных лиц, подошел к выстроившимся офицерам и, обходя их, каждому жал руку. У многих на глазах выступали слезы. Вслед затем Император Николай сел вместе с министром двора в автомобиль и проехал прямо в губернаторский дом – свою обычную резиденцию. В тихом и провинциальном Могилеве, население которого не было предуведомлено о приезде Царя, на улицах было пустынно. Мерцали только редкие уличные фонари. Все в пределах губернаторского дома – было так же наружно по-старому.
На следующий день утром, в обычное время, в помещении генерал-квартирмейстерской части состоялся оперативный доклад, затем завтрак и в 3 часа дня стал ожидаться приезд из Киева Императрицы-Матери Марии Федоровны.[206]
В этот день город Могилев уже успел измениться. На городской думе висели красные саженные флаги, a впереди проходивших по улицам частей войск нестройно гремели звуки «Марсельезы».В течение самого короткого времени, не стесняясь присутствием бывшего Монарха, произошел сдвиг «от Двуглавого орла к красному знамени».[207]
Все встречавшие старую Царицу были поражены той выдержкой, которую проявили при встрече как Императрица-Мать, так и бывший Государь.
Императрица Мария Федоровна, по прибытии поезда, со спокойным видом вышла из вагона, крепко обняла своего сына, обошла всех прибывших ее встречать, и для каждого у нее, по обыкновению, нашлось или подходящее слово, или ласковая улыбка. Затем она, вместе с Государем, удалилась в сторону и довольно долго беседовала с ним с глазу на глаз. После этого, села в один с ним автомобиль и проследовала в тот же губернаторский дом, в котором проживал Государь. Вернулась она к себе обратно в поезд, в сопровождении сына, причем отрекшийся Император оставил ее одну лишь к полуночи.
В этот же день из Ставки уехали, по настойчивому требованию солдат могилевского гарнизона, уже впитавших в себя революционные настроения, два приближенных Царя – его министр двора граф Фредерикс и дворцовый комендант генерал Воейков. Последнего очень не любили в Ставке: что же касается графа Фредерикса, весьма почтенного и заслуженного старика, то его, за иностранную фамилию, объявили в подозрении и обвинили, неправильно, конечно, в организации немецкой придворной партии и в покровительстве немцам вообще.
Императора Николая II озабочивала весьма сильно собственная судьба его и судьба его семьи, почему он поручил генералу Алексееву выяснить ее путем сношения с Временным правительством. Сношениями этими требовались: 1) беспрепятственный проезд с лицами свиты в Царское Село; 2) безопасное пребывание в Царском Селе до выздоровления детей, заболевших как раз в этот период времени корью; 3) беспрепятственный проезд в Романов-на-Мурмане[208]
(с вероятным намерением временно уехать в Англию) и 4) разрешение, по окончании войны, приезда в Россию, для постоянного проживания в Крыму в Ливадии.