После переезда в течение суток мы на другой день вечером прибыли в Могилев. На вокзале мне передали, что начальник штаба просил меня и генерала Ронжина проехать прямо к нему. Заехав предварительно со старшим квартирьером в ту гостиницу, где он приготовил помещение для моего управлении, и осмотрев его, я проехал в дом губернатора, где в нижнем этаже занимал две небольшие комнаты Н. Н. Янушкевич. Ронжин был уже там и пил чай.
Поздоровавшись со мною, Янушкевич объявил мне, что Великий князь больше не Верховный главнокомандующий, а он не начальник штаба, что Верховное командование принимает на себя Государь Император, а начальником штаба у него будет М. В. Алексеев. Я был крайне поражен; если, после разговора со Зверевым, я был отчасти подготовлен к готовившейся смене Янушкевича, то мне и в голову не приходила возможность смены Верховного. Мы с Ронжиным сидели ошеломленные и удрученные. Янушкевич начал нам подробно рассказывать, как все произошло.
Оказывается, накануне дня, назначенного для переезда Великого князя в Могилев, получен был запрос от военного министра: может ли он тотчас же приехать в Ставку по особому Высочайшему поручению. Великий князь приказал ответить, что он переезжает в Могилев, куда и просит приехать на другой день после его переезда. Действительно, на другой же день после переезда Великого князя в Могилев туда приехал генерал Поливанов и поднялся прямо во второй этаж губернаторского дома, где была комната Великого князя.
Янушкевич оставался в своей комнате, ожидая, что военный министр пожелает зайти к нему; выходить к нему он не считал соответствующим своему положению. Но генерал Поливанов, пробыв очень недолго у Великого князя и не спросив ни слова про начальника штаба, сел в автомобиль и уехал на вокзал. После его отъезда Великий князь позвал Янушкевича, показал собственноручное письмо Его Величества по поводу личного вступления его в Верховное командование армиями и назначения Его Высочества на Кавказ. Никаких разговоров у Великого князя с генералом Поливановым не было, последний просил только распорядиться об облегчении ему скорейшего проезда к генералу Алексееву, что, как мы уже знали, и было немедленно исполнено Янушкевичем, передавшим об этом Ронжину. Затем Янушкевич рассказал нам, что Великий князь просил о назначении его, Янушкевича, его помощником по военной части, а генерала князя Орлова помощником по гражданской части.
Весь этот переворот был, по-видимому, делом рук Государыни Императрицы, не любившей Великого князя, одновременно с этим произошло и удаление князя Орлова, который, если так можно выразиться, был приверженцем Великого князя; вот почему Великий князь и просил о его назначении своим помощником.
Мы довольно долго сидели у Янушкевича, как вдруг послышались шаги, дверь открылась, и вошел Великий князь. По лицу его сразу видно было, что он находится в нервном состоянии, но, увидя нас, прекрасно владея собой, Великий князь приветливо улыбнулся и сказав: «А, милые генералы!», поздоровался с нами, передал Янушкевичу какую-то бумагу, сказал ему два слова и сейчас же вышел.
Разговор, естественно, перешел на Великого князя, на то, как он тяжело переживает постигший его удар и с какой выдержкой не подает и виду, что это для него удар. Как идеальный верноподданный своего Государя он безропотно готовится к отъезду на Кавказ, что определенно понималось тогда как ссылка. Единственно чем был озабочен Великий князь, это устройством при себе на Кавказе всех состоявших при нем лиц.
Мы долго просидели с Ронжиным у Н. Н. Янушкевича и только поздно ночью разъехались, я – в гостиницу, а Ронжин в свой вагон. Под сильным впечатлением всего происшедшего, я долго не мог заснуть; к лучшему или к худшему ведет вся эта перемена, – вот что хотелось знать, и было почему-то жутко.
Хотя приказано было происшедшее хранить в строжайшем секрете, но, конечно, тайной все это остаться не могло, и в Ставке о предстоявшей перемене в Верховном главнокомандовании уже знали и потихоньку говорили. Было известно, что Государя, после уже принятого им решения, многие пытались уговорить отказаться от него, но что из этого ничего не вышло; ожидали и надеялись на влияние Императрицы Марии Федоровны; по этому поводу все волновались; Великий князь Дмитрий Павлович уехал в Петербург, чтобы попробовать повлиять в этом смысле. Как известно, из всего этого ничего не вышло.