Великая война. Верховные главнокомандующие

Ссылка Императора на скорую победу имела под собой вполне реальные основания. Общего наступления Антанты в 1917 г. боялись сами немцы. И враги, и союзники России отмечали, что зимой 1917 г. Русская армия достигла небывалых высот в материально-техническом оснащении. Только ослабление и гибель русского фронта в 1917 г. позволили германцам продолжать боевые действия на Западном фронте еще один год, за счет переброски дивизий и вывоза ресурсов с востока на запад. Мировая война 1914–1918 гг. была, прежде всего, войной коалиционной. Влияние друг на друга событий на разных фронтах мировой войны на общее положение противостоящих друг другу военно-политических блоков было очень сильным: поражение на Востоке влекло победу на Западе и наоборот. Ситуация изменилась, когда не стало Русского фронта. Этот факт, в частности, отмечал после войны исследователь военной статистики французский подполковник Лярше: «Начиная с октября 1917 г. […] [присутствует] “опорожнение” Русского фронта в пользу Западного…».[518] По его словам «свобода действий германского высшего командования стала очень широкой только с началом русского краха в 1917 г., который освободил массу германских армий на русском фронте и позволил немецкому командованию сосредоточить в начале 1918 г. 4/5 всех своих сил на западе. […] …Цифры… дают выводы, что Русский фронт был тем фронтом, который притянул на себя и потребил большую часть австро-венгерских сил, намного больше, чем итальянский. Представляется даже весьма вероятным, что Двуединая монархия (Австро-Венгрия. – А. О.) рухнула бы еще в 1917 г., если бы Россия продолжала в этом году борьбу с такой же энергией, как в 1916 г. Мировая война, несомненно, была бы сокращена на 1 год».[519]

Кампания 1916 г. продемонстрировала кризис резервов Германии. Французский генерал Бюа писал: «Конец 1916 г. отмечает самый критический момент германской армии, который она никогда еще не переживала, не считая окончательного ее кризиса 1918 г. Ее фронт был прорван союзниками в двух местах в июне (в Галиции) и в июле (на Сомме), что ей угрожало падением; в августе, наконец, Румыния объявляет войну в пользу Антанты и таким образом расстраивает всю оборонительную систему австро-германского укрепления».[520] Состояние резервов германской армии наглядно иллюстрирует следующее авторитетное высказывание: «Если бросить беглый взгляд на то, чем располагала германская армия во Франции в этот период, отдаешь отчет той опасности, которой подвергался наш враг, в середине сентября, когда наши усилия на Сомме представляли наибольшее могущество […] 1 июля (нового стиля. – А. О.) с началом Соммского сражения[521] он имел 16 дивизий в резерве (из которых 8 были отдохнувшими), к 1 августа он располагал только 10-ю совершенно изнуренными очень тяжелым боем; 17 сентября в резерве были только 3 или 4 дивизии. К несчастью, это было тогда, когда наши операции начали замедляться… Поэтому 12 октября мы находили неприятельский резерв равный 12 дивизиям. Кризис уже миновал».[522]

На кризис резервов Германии в период битвы на Сомме и Брусиловского наступления обратил внимание и германский военный историк Х. Риттер: «К жестоким ударам молота на Сомме присоединилось генеральное наступление русских на фронте от Румынии до Восточного моря. Германия, вся израненная, истекала кровью. Наступил кризис, ставший вопросом жизни… за отливом всех сколько-нибудь излишних отрядов и отрядиков в австрийскую армию, для первоначального германского фронта, на протяжении почти 1000 километров, в резерве оставалась одна единственная кавалерийская бригада. Наконец, в роли спасителей появились даже турки».[523] Вполне очевидно, что в кампании 1917 г. кризис резервов противника носил бы еще более острый характер. При условии нанесения союзниками скоординированных ударов у них были бы реальные шансы добиться победы над германским блоком уже в 1917 г. Выдающийся русский полководец генерал А. А. Брусилов также считал, что война могла окончиться в августе 1917 г.[524]