Великая война. Верховные главнокомандующие

«Великий князь, очень популярен не только в армии, но и в стране, – пишет 4 сентября 1915 г. директор дипломатической канцелярии при Ставке князь Кудашев своему министру С. Д. Сазонову. – Его немилость будет, несомненно, широко и успешно использована для поколебания престижа Государя и всего монархического начала. Уже теперь, среди офицеров слышно такое суждение: Великий князь стоял за войну à outrance.[177] Свергла его немецкая партия и, чтобы ни говорили, a партия эта желает мира, который и будет заключен в октябре. Если даже это не так, то важна возможность такого толкования у офицеров. При этом под офицерами я отнюдь не подразумеваю приближенных к Великому князю, а среднюю серую массу офицерства…»

Из всего выдержанного поведения Великого князя, было, однако, ясно видно, что лично он был вне всяких подозрений в смысле поощрения подобных слухов. В интересах справедливости, надо, впрочем, сказать, что, хотя авторитет Великого князя, с наступлением неудач на фронте, нисколько не пострадал, все же обаяние царского имени в Русской армии было в то время еще столь велико, особенно среди младшего строевого командного состава, что какое-либо покушение на умаление этого имени было едва ли ж возможно.

Более серьезные и уравновешенные люди мечтали о другом: у них, не знавших целиком содержания вышеприведенного письма Государя, все еще оставалась надежда, что перемены в Ставке не коснутся Великого князя и что он останется или на своем посту Верховного главнокомандующего, или в должности начальника Государева штаба. При этом вспоминали старое положение о полевом управлении, согласно которого, в случае приезда Государя к действующей армии, Главнокомандующий принимал на себя обязанности его начальника штаба.

«До приезда Государя сюда, – писал из Ставки 5 сентября уже известный читателю князь Кудашев, – мы все надеялись, что вопрос будет перерешен в смысле оставления Великого князя во главе армии и что, в случае принятия Государем Верховного командования, Великий князь сделается начальником штаба. К сожалению, это не вышло, и Великий князь завтра едет на Кавказ с остановкою на несколько дней в своем имении. Он, безусловно, считает себя уже смещенным и не желает подавать вида, что желал бы сохранить Верховное командование…»

Сдержанное, чтобы не сказать больше, отношение к решению Императора Николая II стать во главе войск проявило также общество, а равно члены Императорской фамилии, из числа которых многие делали Государю осторожные предупреждения. Ходили даже слухи, что один из самых близких к Царской семье молодых великих князей выезжал спешно из армии в Петроград, рассчитывая повлиять на изменение принятого решения. На чрезвычайном собрании Московской городской думы, к мнению которой прислушивались все городские управления России, было вполне громко высказано очень много протестов против царского решения. Но особенно горячо отнеслась к этому вопросу Государственная дума, председатель которой М. В. Родзянко[178] в особом письме «умолял» Государя отказаться от своего решения и не рисковать царским авторитетом.

Всем было хорошо известно, что Император Николай II не обладал ни необходимыми знаниями, ни опытом, ни волею, и что весь его внутренний облик мало соответствовал грандиозному масштабу войны. При таких условиях нахождение при Государе даже столь надежного начальника штаба, как генерал Алексеев, страдавшего, впрочем, также недостатком волевых качеств и организаторских способностей, что заставляло его часто размениваться на мелочи, – не обещало обеспечить достижения необходимых результатов.