Я невольно и не без сожаления вспомнил о ранее имевшемся у меня разрешении, для сбережения моего времени, уходить к себе сейчас же по окончании завтрака или обеда, не ожидая окончания утомительной и скучной церемонии прощального обхода всех царских гостей. Теперь я должен был ожидать своей очереди, чтобы проститься с Государем. Император сказал мне несколько слов, спросил, когда я уезжаю, и, узнав, что мне разрешен трехнедельный отпуск, выразил радость по поводу возможности мне отдохнуть и сожаление, что он лишен возможности передать войскам корпуса теперь же свой привет.
Наскоро простившись с лицами свиты, я вышел из вагона и почувствовал как-то особенно сильно приобретенную свободу от давивших меня в течение более года обязанностей и ответственности. Я уезжал на следующий день на несколько дней в Петроград, чтобы временно отдохнуть в кругу своей семьи, среди которой не был со времени начала войны. Мой поезд отходил в 3 часа дня. Так как в тот же день в 6 часов вечера уезжал в Першино Великий князь, то я простился с ним заранее. В Першине Великий князь пробыл около трех недель, и это продолжительное пребывание очень тревожило подозрительную Императрицу. Последняя дважды писала Императору о необходимости скорейшего водворения Великого князя Николая Николаевича в Тифлис.
«Прикажи ему скорее ехать на юг. Всякого рода дурные элементы собираются вокруг него и хотят использовать его как знамя… Было бы безопаснее, если бы он скорее уехал на Кавказ…» Таковы выдержки из писем Императрицы Александры Федоровны к Царю.
4. Великий князь на Кавказе
Великий князь Николай Николаевич, приехав в Тифлис в конце сентября 1915 г., поселился там во дворце наместника. Ко времени его прибытия бывший наместник на Кавказе граф Воронцов-Дашков уже выехал из Тифлиса, и они свиделись в пути, на станции Баладжары. Великий князь прибыл в Тифлис в известном ореоле «опального» лица, пострадавшего как бы в результате существовавшего режима. С ним вместе прибыла многочисленная свита, среди которой были лица, находившиеся в таком же, как он, положении. Это состояние было тогда уже модным и потому в известной мере примиряло с ним революционно-настроенный Кавказ, среди населения которого кипели разнообразный националистические и революционные течения. Среди лиц, прибывших одновременно с Великим князем на Кавказ, находились лица, занимавшие ранее высокое служебное положение, хотя и не знавших вовсе Кавказа (генерал Янушкевич, Палицын и др.). Опасение, что они займут выдающееся положение в администрации Кавказа, конечно, не могло не вызывать известной тревоги, но Великий князь сразу же усвоил мудрую внутреннюю политику графа Воронцова-Дашкова, которого очень любили и ценили народы Кавказа. Положение Великого князя стало, вследствие этого, достаточно прочным в чуждом ему крае, отличавшемся крайней сложностью и своеобразием. Достаточно отметить, что на этой окраине России проживает до полусотни разного рода племен, говорящих на бесконечно различных языках, исповедывающих разнообразные религии и нередко кровно между собою враждующих. Все своеобразие края можно охватить лишь в том случае, если представить себе историю многочисленных народных движений из Азии в Европу и обратно, при которых каждый народ, пересекая трудный Кавказский хребет, оставлял на склонах его частицу самого себя. В крае, всегда отличавшемся трудностью сообщений, эти осевшие зерна проходивших мимо многочисленных племен и народов продолжали жить вполне изолированно, не смешиваясь друг с другом и свято храня свои старинные обычаи и нравы. Еще до сих пор, например, среди племени «хевсуров» встречаются высокие белокурые люди, с длинными бородами, появляющееся в праздничных случаях в кольчугах, со щитами, копьями и крестом на груди. Это потомки «крестоносцев». Странно видеть этих неподходящих под общий ландшафт людей, в их средневековых доспехах, приезжающих верхом из своих горных гнезд на местные базары и ярмарки для продажи притороченных к седлу кур или выполнения других хозяйственных надобностей!
Нужно было большое знание края и огромный такт, чтобы блюсти в этом крае необходимую справедливость и высоко держать знамя русского имени! Впрочем, в самой природе Великого князя было много такого, что должно было приковывать к нему сердца восточных народов. Это великодушие и прирожденное благородство. Великий князь сумел подойти к народам Кавказа именно со стороны этих его свойств. Он отличался большой доступностью и его дворец на Головинском проспекте[182]
свободно посещался людьми различных национальностей и политических оттенков. Вследствие этого, недоверчивое отношение к нему весьма быстро сгладилось и Великий князь, по мере знакомства с краем и привычки к местным традициям, стал на Кавказе приобретать авторитет и популярность среди многоразличных его народов.