Великанша

Внезапно череда долгих, одиноких лет пронеслась перед ее внутренним взором — долгие, одинокие годы, ведущие вниз, вниз, назад, назад, в леденящую черноту… Она увидела старуху у камина. И две надвигающиеся страшные крылатые тени.

И всё же она не шевельнулась.

Образ старухи у камина померк, на смену явился образ молодого человека, раздавленного токарным станком.

— Мэтью, нет!

Она вскочила на ноги и бросилась в холл. Дернула защелку, рывком распахнула дверь. Мэтт стоял на крыльце в лучах вечернего заходящего солнца. Вот он увидел Элизабет, и его глаза засияли. Мгновение — и она упала в его объятия.

«Все вмиг переменилось в этом мире. Шаги твои впервые услыхала, и для меня не стало больше смерти, от пропасти спасла меня любовь».

Пер. Марии Литвиновой

ЗВЕЗДЫ ЗОВУТ, МИСТЕР КИТС

Хаббарду уже доводилось видеть куиджи, но хромую куиджи он встречал впервые.

Правда, если не считать ее искривленной левой лапки, она, в сущности, не отличалась от прочих птиц, выставленных на продажу. Тот же ярко–желтый хохолок и ожерелье в синюю крапинку, те же прозрачно–синие бусинки глаз и светло–зеленая грудка, так же причудливо изогнутый клюв и то же странное, нездешнее выражение. Она была около шести дюймов длиной и весила, должно быть, граммов тридцать пять.

Хаббард вдруг спохватился, что уже давно молчит. Девушка с высокой грудью, в наимоднейшем полупрозрачном платье вопросительно смотрела на него из–за прилавка.

— Что у нее с лапкой? — спросил он, откашлявшись.

Девушка пожала плечами.

— Сломали во время погрузки. Мы снизили на нее цену, но все равно ее никто не купит. Покупатель желает, чтобы они были первый сорт, без всяких изъянов.

— Понятно, — сказал Хаббард. И стал вспоминать то немногое, что знал о куиджи: родом они из Куиджи, полудикого захолустья Венерианской тройственной республики; с первого или со второго раза запоминают все, что им скажешь; отзываются на сколько–нибудь знакомое слово; легко приспосабливаются к новым условиям, однако размножаются только у себя на родине, поэтому для продажи приходится доставлять их на Землю с Венеры; по счастью, они очень выносливы и выдерживают ускорение и торможение, перелет им не опасен.

Перелет…

— Выходит, она была в космосе! — вырвалось у Хаббарда.

Девушка скорчила гримаску и кивнула.

— Космос — для птиц, я всегда это говорила.

От него, конечно, ждали, что он рассмеется. Он даже и попытался было. В конце концов, откуда девушке знать, что он бывший космонавт. С виду он самый обыкновенный человек средних лет, немало таких слоняется в этот февральский день по магазинам стандартных цен. И все–таки рассмеяться не удалось, хотя он старался изо всех сил.

Девушка как будто ничего не заметила.

— Интересно, почему одни только чокнутые летают к звездам, — продолжала она.

Потому что только они способны справиться с одиночеством, да и то лишь на какое–то время, — чуть не сказал Хаббард. Но вместо этого спросил:

— А что вы с ними делаете, если их никто не покупает?

— С кем, с птицами? Ну, берут бумажный мешок, накачивают туда немного природного газа… совсем немного… а потом…

— Сколько она стоит?

— Вы про хромую?

— Да.

— Значит, вы вивисектор, да?.. Шесть девяносто пять, и еще семнадцать пятьдесят за клетку.

— Я ее беру, — сказал Хаббард.

Нести клетку было неудобно, чехол то и дело сползал, и всякий раз куиджи издавал громкий писк — в аэробусе, а потом и на улице предместья все оборачивались и пялили глаза, и Хаббард чувствовал себя дурак–дураком.

Он надеялся проскользнуть в дом и подняться к себе в комнату так, чтобы сестра не углядела его покупку. Напрасная надежда. От Элис ничего не скроешь.

— Ну–ка, на что это ты выбросил свои денежки? — вопросила она, появляясь в прихожей в ту самую минуту, как он переступил порог.

Хаббард покорно обернулся и ответил:

— Это птица куиджи.

— Птица куиджи!

На лице Элис появилось то самое выражение, которое он уже давно определил как «настырно–воинственное и обиженное»: она раздула ноздри, поджала губы и втянула щеки. Сорвала чехол и острым глазом впилась в клетку.

— Ну, как вам это понравится? — воскликнула Элис. — Да еще хромая!

— Но ведь это не чудовище какое–нибудь, — сказал Хаббард.

— Просто птица. Совсем маленькая пичуга. Ей не нужно много места, и я позабочусь, чтобы она никому не мешала.

Элис смерила его долгим ледяным взглядом.

— Да уж постарайся! — процедила она. — Прямо не представляю, как к этому отнесется Джек. — Она круто повернулась и пошла прочь. — Ужин в шесть, — бросила она через плечо.

Он медленно поднимался по лестнице. Его охватила усталость, ощущение безысходности. Да, правильно говорят: чем дольше пробудешь в космосе, тем меньше надежды вновь найти общий язык с людьми. Космос большой, и в космосе к тебе приходят большие мысли; там читаешь книги, написанные большими людьми. Там меняешься, становишься другим… и в конце концов даже родные начинают видеть в тебе чужака.