Велики амбиции, да мала амуниция

– И ещё известно, что Иделька эта имеет отношение к некой Семирамиде. И я не сомневаюсь, что это никто иная, как хозяйка известного рода заведения… – Романенко покосился на Анну Степановну. – Не при дамах будет сказано, какого. Если б не сегодняшняя катавасия, так я бы уж нанёс визит этой мадам и узнал бы у неё, что собой представляет Иделька.

– Вполне вероятно, что эта дама может быть причастна к убийству. Может быть, Лаврович обещал ей денег и обманул. И она решила взять своё, – предположил Немировский. – Поэтому её следует найти и допросить.

– Найдём, приведём, допросим. Уж этаких-то ягодок я повидал… – махнул рукой Романенко.

Николай Степанович откинул со лба серебристую прядь и продолжил:

– У нас есть ещё некая юная камелия. Непонятно, кто она и в каких отношениях была с убитым… А, между тем, её фигура представляет для нас большой интерес, поскольку эта барышня каким-то образом была связана ещё и с господином в белом бурнусе, который подозрительно часто упоминается всеми без исключения! Судя по рассказам ростовщиков, у Лавровича были с ним весьма тесные деловые отношения. При этом сей супчик-голубчик назывался разными именами. То Георгием, то Владимиром…

– В списке постоянных клиентов Лавровича есть некий Георгий… – вспомнил Вигель.

– Но вовсе необязательно, что это он… – вздохнул Немировский. – Надо, впрочем, передать этот список во все ростовщичьи конторы с тем, чтобы, если люди с такими именами к ним обратятся, они дали бы нам знать. Также и описание «белого бурнуса» приложить… Чем чёрт не шутит?

– Думаю, пустое это дело, Николай Степанович, – сказал Романенко. – На кой ляд, сдербанив такой куш, он к ростовщику потащится? Он теперь эти деньги проматывать станет…

– Точно-точно! – подал голос Вигель. – Такой эффектёр непременно их проматывать начнёт. Надо его описание дать в наиболее дорогих заведениях, куда он заявиться может!

– Эдак нам придётся всей Москве его описание раздавать, – покачал головой Немировский. – И будут к нам целыми днями шляться: белый бурнус видели. В конце концов, не один же он во всей Москве щеголяет?

– И не забудьте, господа, что нынче уже морозы ударили… И вряд ли он теперь в плаще-то ходит… Небось, шубу пошил себе, – вставила Анна Степановна.

– Я буфетчице из «Мечты» накажу, чтобы известила, если он в её заведение опять явится, – сказал Романенко. – Она его и без бурнуса признает.

– В общем, задачка с четырьмя неизвестными, – заключил Немировский. – И самое большое неизвестное: наша главная подозреваемая. Не поймёшь, что… Не то русская, не то из восточного какого племени… Не то аристократка, не то девка гулящая… И молчит, как рыба. Кстати, ей уже адвоката дали.

– И кто ж её будет защищать? – поинтересовался Вигель.

– Александр Карлович Гинц! – с ударением произнёс Немировский.

– Ещё не легче, – фыркнул Романенко. – Будет мешать нам, как вошь в пироге…

– Необязательно. Может, если не мне, то ему удастся её разговорить, – пожал плечами Николай Степанович.

– Не люблю я этих аблакатов… За куш любого негодяя защищать готовы. Мол, помилуйте, господа присяжные, этого добрейшего человека, зарезавшего десяток своих братьев, потому что среда его задавила и не зарезать он никак не мог! Ну, не подлость ли?

– Успокойся, Василь Васильич. У нас своя работа, у них – своя, – миролюбиво сказал Николай Степанович.

– Я много слышал о Гинце, – задумчиво произнёс Пётр Андреевич. – В некоторых газетах его даже сравнивали с Плевако…

– Гинц – очень умный человек, – подтвердил Немировский. – Экая тонкая бестия! Язык петлёй сделает! На любой аргумент контраргумент найдёт. И всё-таки, Василь Васильич, ты напрасно горячишься. Просто следует, чтобы аргументы были столь убедительны, а факты столь вески и безапелляционны, чтобы ни один адвокат, будь он хоть Гинцем, хоть Плевако, не мог их опровергнуть.

– Вам бы, Николай Степанович, самому в адвокаты идти, – усмехнулся Романенко. – Всех-то вы защищать готовы! Я так не могу…

– Да это потому, Вася, что ты всех под один гарнир норовишь умять. А люди все разные. Душа-то человеческая, что колодец бездонный. Кто знает, что в ней? И кидать камень, не уяснив всей глубины, проще всего. Виновный должен нести наказание, даже и самое суровое, а судить кого-то за иной образ мыслей и жизни, по-моему, не стоит…

Из соседней комнаты послышалась соловьиная трель. Немировский поднёс палец к губам и, улыбаясь, сказал тихо:

– Тревогою поёт!

В гостиную вошла Соня, вытирая руки о передник, и возвестила:

– Ужин подан. Идите к столу. А то простынет.

– Пётр Андреевич, подайте мне, пожалуйста, руку, – с улыбкой попросила Анна Степановна. Вигель подал ей руку, и, опираясь на неё, Кумарина направилась в столовую, оставив свою трость стоять возле кресла. Романенко и Николай Степанович прошли следом.

Глава

II

КНЯЖНА САМАРКАНДСКАЯ

– Я Омар-бек, княжна Самаркандская, – звякнул высокий голос, отражаясь от каменных стен помещения.