Пошатываясь, Ольга вышла из комнаты бабушки и прошла в гостиную. Лиза сидела за фортепиано и что есть силы колотила пальцами по клавишам, а Надя кружилась вокруг нарядной ёлки. Ольга бессильно опустилась в кресло и, закрыв лицо руками, заплакала. Лиза и Надя тотчас перестали веселиться. Лиза осторожно подошла к сестре и, коснувшись её плеча, спросила:
– Олинька, что с тобою? Почему ты плачешь? Что-то случилось, да? Олинька, не плачь, пожалуйста, а то я тоже плакать буду.
– Оля, что с тобой? – подошла и Надя.
– Ничего… – покачала головой Ольга. – Просто «Я вас люблю! Любви не нужен грим! / Зачем любовь бессмысленно так губят? / Я притворяться вынужден живым… / Вдохните жизнь в мои немые губы!» Зачем, зачем же её губят?! Топчут, убивают, душат… Господи, если бы в мои губы вдохнули теперь воздуху! Я задыхаюсь, задыхаюсь! – она резко поднялась и, стремительно подойдя к окну, распахнула его, глубоко и прерывисто дыша.
В прихожей послышался звонок. Ольга обернулась.
– Это, наверное, Сергей Сергеевич приехал… – осторожно сказала Лиза. – Олинька, хочешь, я ему скажу, что ты нездорова и не можешь его принять?
– Нет, не нужно, – ответила Ольга. – Я вполне здорова… Открой и пригласи его войти.
Лиза ушла. Ольга закрыла окно и, утерев слёзы, облокотилась о крышку фортепиано. Через мгновение в комнату вошёл седовласый, сухопарый господин лет пятидесяти в долгополом, несколько старомодном сюртуке.
– Бонжур, милые барышни, – произнёс он, немного грассируя. – С Рождеством вас.
Ольга присела в реверансе, и Сергей Сергеевич поцеловал её руку. Обратившись к младшим сёстрам, он сказал, улыбаясь:
– В прихожей остался мой лакей с подарками. Я думаю, вам стоит забрать их у него и развернуть поскорее!
– Подарки! Как замечательно! Спасибо! – воскликнула Надя, убегая.
– Мерси, Сергей Сергеевич, – поблагодарила Лиза, так же, как старшая сестра, присев в реверансе, и ушла.
– У вас очаровательные сёстры, – сказал Сергей Сергеевич.
– Вы правы…
– Ольга Романовна, у вас что-то случилось? Вы дурно чувствуете себя? Я, может быть, не вовремя? Скажите лишь, и я удалюсь и дам вам покой…
– Нет, что вы! Я абсолютно здорова! – ответила Ольга, силясь улыбнуться.
– Но вы так бледны… У вас красные глаза. Вы плакали, душа моя?
– Это ничего… Не обращайте внимания, Сергей Сергеевич… Просто бабушка совсем плоха…
– Печально… Поверьте, Ольга Романовна, я всецело разделяю ваше горе… Я всегда глубоко уважал Анну Саввичну. Очень мужественная и сильная натура… Я понимаю, как вам тяжело сейчас… Но я хочу, чтобы вы знали: что бы ни случилось, я всегда буду преданным другом вашего семейства и всегда буду помогать вам всем, что в моих силах…
– Благодарю вас, Сергей Сергеевич! Я, право, не знаю, как и благодарить вас за вашу доброту и участие к нам. Вы столько для нас сделали… Мы в неоплатном долгу перед вами…
– И не вздумайте даже так думать! Какой такой долг? Это был мой долг по отношению к семье моего друга. А вы и в мыслях иметь не должны, будто должны мне что-то…
– Экскюзе муа15
, Сергей Сергеевич, – Ольга покраснела. – Я сама не знаю, что такое говорю… Просто мы все очень благодарны вам… Вот, вы нынче сёстрам подарки привезли… Для них это такая радость!– Всё это пустяки, – мотнул головой Сергей Сергеевич. – Я бы очень желал подарить что-нибудь и вам, но вы запретили делать себе подарки…
– Не сердитесь, пожалуйста. Но мне это было бы неудобно…
– Понимаю, – кивнул Сергей Сергеевич, хрустнув пальцами. – Ольга Романовна, сейчас, должно быть, не время говорить об этом… Вы расстроены… Но, однако же, я должен говорить с вами с тем, чтобы раз и навсегда решить важнейший для себя вопрос и определить… положение… Разрешите ли вы мне говорить?
– Разве я могу запретить говорить – вам?
– Не язвите, пожалуйста!
– Простите… – Ольга заметила, как нервно задёргалась щека Сергея Сергеевича. Он, кажется, и сам понял, что не сумел скрыть волнения, а потому резко отвернулся к окну.
– Пожалуйста, Ольга Романовна, сядьте и выслушайте меня. И ради Бога, не перебивайте!
Ольга опустилась в кресло.
– Вы очень умны, Ольга Романовна, – начал Сергей Сергеевич, не оборачиваясь, – и от вас наверняка не укрылся мой… интерес к вам… Я прав?
– Да…