Велики амбиции, да мала амуниция

– Простите меня, Сергей Никитич…

– За что?

– За то, что я, сама того не ведая, вас мучила столько времени… Вы и няня сразу не приняли его… «Лицом бел, а душой черен…» Милая, старая няня… Вы можете быть рады: вы оказались умнее нас с матушкой…

– Как вам не совестно говорить такое, Зинаида Прокофьевна? – покачал головой Никитенко. – Неужели я могу радоваться, когда вы несчастливы?

– Простите. Я не в себе нынче… Ах, Сергей Никитич, Сергей Никитич… Мне ведь один конец теперь: в монастырь. Или в воду! – Зина нервно рассмеялась. – Я старая дева… Ни приданного нет, ничего… Кому я нужна такая? Никто меня теперь в жёны не возьмёт. Разве что в содержанки. Для увеселения! Кончено, всё кончено… Лучше б меня давеча лихач какой задавил… Муки и сраму меньше бы было!

Никитенко измученно взглянул на Зину:

– Зачем вы всё это говорите? Я взял бы вас в жёны даже, если б вы нищая и босая по улице ходили… Да только вы не пойдёте за меня, чахоточного бездомовника, у которого даже шубы нет, кормящегося от милости вашей же матушки… И правильно сделаете! Я вам не пара…

Зина подошла к Никитенко и погладила его по плечу:

– Зачем вы себя так унижаете? Ведь у вас сердце золотое… Мне кажется, я бы даже могла вас полюбить…

– Молчите, Зинаида Прокофьевна! Не сводите меня с ума! Пощадите!

– Вы сказали сейчас, что, коли я прикажу вам, так и в народ со мной пойдёте?

– Хоть в самый ад, свет мой.

– Значит, так тому и быть, – решительно произнесла Зина. – Как придёт весна, так соберём мы с вами книги да пожитки наши и отправимся по деревням народ просвещать… Может, в школе какой сельской детишек обучать станем… Ведь разве же плохо? Вы бы чудо как хорошо детишек учить смогли… У вас дар есть… И будем всегда вместе!.. Только бы скорее весна уже… Потому что теперь ехать нельзя… Потому что у вас шубы нет… А надо уезжать! Отсюда! Навсегда! Из Москвы, из этой жизни, где всё насквозь ложь! Ведь, Господи, какая из меня барышня?! Ведь мы нищие… А, значит, и жить нужно соответственно, иначе жить… Матушка этого никогда не примет. Она всю жизнь так прожила… Она никогда не смирится… И будет требовать соблюдения в нашем доме старых порядков… А для чего, скажите?! Нет больше этих порядков… Нет Луцких… Бежать надо, бежать… Разорвать всё и начать сначала, новую жизнь начать… А вы мне в этом поможете! Ведь поможете? Правда?

Никитенко обнял плачущую Зину, стараясь унять бивший его озноб, и ответил:

– Конечно, Зинаида Прокофьевна. Я всё, что смогу, для вас сделаю. На что только сил хватит. Не плачьте, пожалуйста. Время ведь очень быстро летит… Не успеете оглянуться, и весна уж… И мы сбежим с вами, уедем в какую-нибудь глухомань… Проживём! Ведь сказано же в Писании: Господь цветы одевает и птиц небесных кормит, нешто же человека нагим и голодным оставит? По всей России странные люди ходят, людским сердоболием живы… А мы с вами грамоте да наукам разным учить будем. Глядишь, голодными не останемся. Мы, конечно, бедны будем, но ведь это ничего… Главное, что вместе… А я вас никогда не оставлю, если только вы меня не прогоните от себя…

– Не прогоню, – отозвалась Зина. – Вы для меня самый близкий, самый родной человек теперь. А его я забуду. Совсем забуду, поверьте… Я научусь жить просто… Я смогу… Ведь правда, смогу?

– Конечно, правда.

– Сергей Никитич, только нужно совсем-совсем с прежней жизнью порвать… Чтобы ни следа не осталось… Это дурно будет, если я Луцкой зваться буду… Луцкая – фамилия обязывает. С такой фамилией просто и бедно нельзя жить… Сергей Никитич, можно я вашу фамилию возьму? Никитенко? Буду Зинаидой Никитенко… Вы не против?

– Я только счастлив буду. Моя фамилия – фамилия честная. Вы можете взять её, не стыдясь.

– Вот, видите, а вы говорили, что дать вам мне нечего… А сами всего себя мне отдали… И взамен ничего не попросили… А он бы так не смог… Потому что всё в нём ложь… Всё ложь… Вся моя жизнь прежняя – ложь… Но теперь всё иначе будет, миленький… И вам я никогда лгать не стану. Как перед Богом…

Никитенко ничего не ответил Зине, а лишь крепче прижал её к себе и по-братски поцеловал в голову. По лицу его градом текли слёзы, но Зина не видела их, и он был рад тому. Никитенко не знал, сколько осталось ему жить на свете, не знал, насколько хватит его тлеющих с каждым днём сил, а знал лишь одно: он любит эту самую прекрасную во всём мире девушку, он нужен ей, и для неё он должен жить, быть сильным, и для неё он сделает всё, даже невозможное, и уже сам этот обретённый смысл его ранее бессмысленной жизни придаст ему сил жить, заставит быть выносливым и сильным…

Эпилог