…Вначале из дома выносили вещи, грузили их в просторные телеги и увозили. Фортепиано, книги, чемоданы… Мебель вывозить не стали. Распродали за символические деньги. Затем в карету сели смеющиеся девочки. И, наконец, появились они: теперь уже муж и жена, Ольга Романовна и Сергей Сергеевич Тягаевы. Их провожал хозяин дома, живой и говорливый старик. Остановившись вместе с Сергеем Сергеевичем у кареты, он принялся что-то рассказывать ему. Ольга остановилась напротив дома, бросила на него последний прощальный взгляд. В этот момент глаза её встретились с другими, неотрывно смотревшими на неё из окна второго этажа. Ольга утёрла платком выступившие слёзы. Подошедший Сергей Сергеевич подал ей руку и помог сесть в экипаж, затем сел и сам, захлопнул дверцу. Карета тронулась. Хозяин долго кланялся вслед…
Вигель медленно отошёл от окна и остановился перед стоявшим у стены портретом Ольги.
– Вот так, Ольга Романовна, – вздохнул он. – У вас своя дорога, а у меня – своя… А вы навсегда останетесь со мною. Хотя бы на портрете…
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим.
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам Бог любимой быть другим…
Дай вам Бог, Ольга Романовна, быть столь же любимой вашим супругом, сколь любимы вы мною даже сейчас…
Пётр Андреевич уже совсем оправился от своего ранения, хотя в сырую погоду плечо начинало ломить, и уже через несколько дней готовился вернуться на службу, по которой сильно скучал всё время вынужденного бездействия.
День выдался на редкость погожим, и Вигель решил прогуляться по любимым местам, где не был уже дольше месяца. В книжных рядах проплутал он около двух часов, придирчиво рассматривая появившиеся новые книги, выискивая и выбирая наиболее ценные и интересные.
– Барин, видать, знает толк в книгах, – кивали головой торговцы, показывая свой товар.
«Барин» улыбался и откладывал наиболее интересные экземпляры. Прогулка по книжным рядам была для Петра Андреевича лучшей терапией, к которой прибегал он всегда в тяжёлые моменты своей жизни.
– Барин, погодите! Есть для вас книжица! Старинная ещё…
И Вигель листал пожелтевшие страницы старинной книги, любуясь красотой букв, разбирая древний текст. Отдав торговцу деньги и сунув бережно завёрнутую покупку под мышку, Пётр Андреевич направился в Черкасский переулок в знаменитый трактир Арсентьича, где заказал щи с головизной, ветчину и вино от Депре.
– Только уж изволь с орлом, а не с вороной! – насмешливо заметил он половому, намекая на поддельное вино, которое в отличие от настоящего имело на этикетке ворону вместо орла.
– Обижаете, барин! У нас такого не держат-с!
– Шучу я, братец… – махнул рукой Вигель.
Ожидая обеда, Пётр Андреевич начал набрасывать в блокноте портреты сидящих поблизости людей, отмечая с неудовольствием, что рука от подобной работы совсем отвыкла. Закончив, он пролистал предыдущие страницы, на одной из которых обнаружил набросок портрета княжны Омар-бек. Вигель невольно залюбовался им. Внезапно кто-то тактично кашлянул рядом. Пётр Андреевич обернулся. Над ним склонился пожилой купец.
– Эк вы её похоже изобразили! – восхищённо сказал он. – Ай да ну! Как живая, ей-Богу! Красавица была!
– Вы знаете её? – удивился Вигель.
– Как же не знать? Певица кабаре-каскад! Жемчужина Персии! В «Саратове» шансоньеточкой работала… Ох, и хороша была! Жаль, потом пропала куда-то… А вы где это поличье-то рисовали?
– Да так… Случайно набросал… Я ведь даже не знал, кто она. Просто лицо показалось интересным, – соврал Пётр Андреевич.
– Очень интересное, правда, – кивнул купец. – Ну, простите, что отвлёк вас. Прощевайте! Доброго вам здоровья!
– И вам не хворать.
Купец отошёл, а подоспевшие половые принялись проворно накрывать на стол:
– Угощайтесь, ваше благородие! Всё в лучшем виде-с! Ветчинка свежайшая! Не желаете ли белужки ещё? Недавно доставлена-с!
– Всё может быть… Но пока не нужно. Вот, с этим расправлюсь, а там и поглядим.
– Приятного аппетита, ваше благородие!
– Благодарю! – Вигель ещё раз взглянул на портрет Омар-бек. – Рад познакомиться с вами, Жемчужина Персии, самаркандская княжна!
***
Всё время, пока шло следствие, совесть Анатоля упорно хранила молчание. Лишь одно приводило в ужас его: острожный мрак в ближайшем будущем. Страх был столь силён, что не раз приходила в голову мысль о том, что лучше бы и вовсе не жить. Но сводить счёты с жизнью Анатоль не желал. Больше денег, больше славы, больше всего на свете он любил себя, свою жизнь, которая была главной ценностью его. Он пошёл бы на любой обман, любую низость и преступление, лишь бы сохранить себе жизнь.
На допросах Анатоль всячески старался угодить следователю, разжалобить его, но это отчего-то не выходило. Следователь Немировский оказался настоящим сухарём, и любые попытки Анатоля польстить, угодить, надавить на жалость приводили к обратному эффекту. На одном из допросов Немировский не выдержал и выговорил подследственному: