А между тем роли в семействе Маклин незаметно поменялись. Теперь Эвелин сидела с дочуркой, а Эдвард каждый вечер рвался из дома. «Частный прием! — заявлял он жене. — Очень действенная благотворительность!» В конце концов Эвелин и сама уверилась, что приемы были частными и весьма благотворительными — пришли дикие счета за драгоценности, духи и роскошные туалеты, выписанные прямо из Парижа. К тому же у объекта благотворительности нашлось и имя — Розалия Лоуренс, подиумная модель. Именно так, весьма выспренне, значилось на ее розовой благоухающей визитке, которая ненароком выпала из пиджака Эдварда.
Эвелин закатила скандал. Любовница — ладно, но — счета?! Эдвард хорохорился, пряча глаза: «Да один твой „Хоуп“ покроет все расходы! Кстати, бриллиант куплен на мое имя. Так что я всегда могу подарить его Розалии!»
Жена окаменела. Бриллиант, украшавший великих королей, на шее какой-то манекенщицы?! Забыв об возможных сплетнях и статьях в желтой прессе, Эвелин вытолкала мужа вон из дома. А на другой день в отель, где он поселился, потянулась очередь из поклонников Эвелин, поднятых ею, как по тревоге. Каждый поклонник привез по несколько чемоданов, баулов и сумок с вещами Эдварда Маклина. Так что к вечеру в холле отеля образовалась огромная куча. Что ж, поклонники, как истинные пудели, с удовольствием отнесли «поноску», которую им дали.
Разъяренный Эдвард потребовал развода. В ответ Эвелин вернула себе отцовскую фамилию и стала миссис Уолш Маклин. Пресса обсасывала эту историю со всех сторон. К тому же выяснилось, что дела «Вашингтон пост» пошли под откос. Благоухающая Розалин тут же бросила разорившегося любовника и заблагоухала для кого-то другого. Эдвард запил. Долги росли, но работать он уже не мог, так что пришлось продать газету. По этому поводу бывший хозяин впал в белую горячку и угодил в психбольницу. Там он и умер в 1941 году. И пресса снова бурно обсуждала упадок семейного дела Маклин.
Сначала Эвелин радовалась, что ее 20-летняя дочка, возвратившаяся из частной школы в Атланте, не слишком-то обращала внимание на сплетни. Она поселилась отдельно от матери, завела свой круг общения. Конечно, ее друзья немного шумные и экзальтированные, но ведь и Эвелин когда-то была «заводной девчонкой». Пусть девочка немного отвлечется, ведь времена неспокойные — в Европе началась война, и неизвестно, что будет дальше. Правда, тяжелые времена не страшны девушкам семьи Маклин, ведь, как говаривал покойный Эдвард: «Лучшие друзья девушек — бриллианты». А их в семействе — в избытке. Словом, война пронеслась, не испортив настроения. Победу праздновали долго и шумно, особенно в компании дочери.
Заканчивался 1946 год. В ту ночь Эвелин никак не могла заснуть — не хватало воздуха, будто кто-то душил невидимыми лапами. На секунду сбросив наваждение, миссис Маклин осознала — она спит в колье. «Ну и что? — подумалось ей. — Я же не снимала его, даже когда оперировала зоб. И всё было нормально. Ведь няня сняла с него чары!» Но колье давило, перекрывало воздух. Дрожащей рукой Эвелин рванула его, пытаясь освободиться, и потеряла сознание.
Утром ее разбудил звонок из полиции. Оказывается, ее девочка, ее 25-летний цветочек, умерла ночью от передозировки наркотиков. Так вот чем баловалась ее шумная компания!..
Эвелин брела по промозглому городу. Не поймешь — то ли туман, то ли дождь. Надо бы взять такси. Но таксист спросит: куда ехать? А куда можно уехать от алмазного проклятия, которое не поддается ни церковному освящению, ни негритянской магии? И куда деваться от одиночества? Скоро Эвелин стукнет 61 год. А она осталась одна — без мужа и детей.
Миссис Уолш Маклин закрыла зонт и встала под струи дождя. На другой день врач констатировал у нее крупозную пневмонию. Надо было собрать консилиум. Но от него Эвелин отказалась.
В тот уик-энд начала 1947 года Мардж собиралась к своим внукам. Внезапно зазвонил телефон: «Скончалась ваша кузина! Ее душеприказчики должны опечатать дом и просят вас пойти вместе с ними». Мардж побелела и рассыпала по полу игрушки, которые упаковывала для внуков.
В особняке бедняги Эвелин царили сумрак и кавардак. Вещи валялись как попало, пол был усеян газетами. Неужели Эвелин читала всю эту прессу? Мардж подняла один из листов — с газетной страницы на нее смотрели фото Эвелин и Эдварда времен их скандального развода. Мардж вошла в спальню кузины. Там какие-то неизвестные ей люди рылись в шкафах, отделяя ценные вещи от тех, что пойдут на помойку. Гора для помойки — вот и все, что осталось от «заводной девчонки».
Внезапно в дверях появился один из душеприказчиков — бледный как мел. В его руке покачивалось знаменитое колье. «Это валялось на радиоприемнике в кухне…» — Голос душеприказчика дрожал. Мардж медленно подошла и взяла в руки «Голубую надежду». Бриллиант светился печальным темным светом, как будто скорбел о хозяйке.