Великие авантюры и приключения в мире искусств. 100 историй, поразивших мир

Но фабрика не уронила имя великого парфюмера. Годовой оборот дошел до 8,5 миллиона, к работе в «Товариществе Брокар и Ко» привлекли новых талантливых парфюмеров. Например, Августа Мишеля, который в 1913 году к 300-летию царствования дома Романовых создал духи, от которых императрица Александра Федоровна пришла в восторг. Духи так и назвали — «Любимый букет императрицы». Весь ХХ век они были нарасхват. Знаем их и мы. Просто после революции они стали именоваться «Красной Москвой» и уже как краснопролетарские духи еще много приносили стране звание лучших духов мира. Только о «Любимом букете императрицы» пришлось забыть. Правда, Шарлотта Андреевна до этого не дожила. Незадолго до революции она ушла из жизни, передав дело сыновьям. Но и им после 1917 года пришлось уехать из России. А национализированная фабрика Брокара стала всем известной «Новой Зарей».

Из точки развернется Вселенная

Сегодня имя живописца Жоржа Сёра мало что говорит современному человеку. А ведь этот художник открыл новый метод создания картин — рисование точками. Точка к точке, а на них наслаивается новая точка — вот вам и трепещущий мазок. Это направление было названо пуантилизмом. Но как же хохотали современники над такой манерой письма! Как только не называли автора — и убийцей живописи, и авантюристом от искусства! А Сёра просто по-иному ВИДЕЛ мир.

И не будь его видения и изобретенного им пуантилизма, не было бы впоследствии ни телевизора, ни монитора, где все изображение разворачивается из точек и из них же состоит.

Выходит, творчество Сёра не являлось ни глупостью, ни авантюрой — оно просто опередило свое время. Но что мы знаем о его судьбе? Почти ничего. А между тем она оказалась интересней любого приключения, занимательнее любовного романа и трагичней любой авантюры.

Одиночка, не желающий в стаю

Погожим осенним днем 1889 года Жорж Сёра бродил по парижским бульварам, дымя любимой пеньковой трубкой и обдумывая новый замысел. Это будет картина, полная движения, — стремительный новомодный танец канкан.

Все еще размышляя, художник почти не заметил, как оказался в переулке Элизе-де-Боз-Ар, поднялся по ступенькам дома номер 39, где снимал квартиру, и остановился, вытряхивая трубку. Мадлен терпеть не может его крепкого табака. А Мадлен сейчас надо угождать — она ждет ребенка. Его ребенка! Жорж улыбнулся в усы, и тут прямо перед ним распахнулась дверь. Из подъезда вылетела танцовщица Коксинель и заголосила: «На помощь! Убивают!»

Жорж-Пьер Сёра

Художник попытался схватить ее за рукав, но очумелая Коксинель совсем, видно, потеряла голову. Отпихнув Сёра, она слетела со ступенек и с криком понеслась по переулку. Что же это? Художник быстро сунул трубку в карман и влетел в свою квартиру. На стареньком вытертом коврике прихожей лежала, скорчившись, приятельница Коксинель — ее товарка по кабаре «Элизе-Монмартр», танцовщица Ла Узард. Ее черные волосы рассыпались из-под упавшей шляпки, а на скуле расплывалось алое пятно крови.

Жорж застыл на пороге. Что творится?! Вчера он сам позвал танцовщиц к себе в мастерскую. Рисовать их на выступлении было совершенно невозможно: кабаре плохо освещалось, там тошнотворно воняло, и от сырости начинали ныть руки. А его работа требует усидчивости и кропотливого труда — ведь он рисует методом пуантилизма, то есть не мазками, а точками. Именно так он пишет и пейзажи, и жанровые сценки, и этюды с натурщиц. Но до сих пор с его натурщицами ничего не случалось. Почему же танцовщица Ла Узард валяется на ковре в его прихожей? Неужели в квартиру проникли грабители или, хуже того, маньяк-убийца?! Но ведь здесь его ненаглядная Мадлен!

Перепрыгнув через лежащую девицу, Сёра перепуганно закричал: «Мадлен! Мадлен!» Бросился в кухню, в гостиную, никого не нашел и снова вылетел в прихожую. И только тут разглядел, как по внутренней лесенке прямо на него спускается его отяжелевшая ненаглядная. Слова богу, жива! Но вот она остановилась, уперла руки в крутые бока, выпятив огромный живот, и рявкнула: «Явился, распутник!»

Сёра ошарашенно замер: «Ты в порядке, Мадлен? А что с Ла Узард?» И художник беспомощно повернулся к лежавшей на коврике танцовщице.

«Так ты не отрицаешь, что знаком с этой гулящей девкой? — Крутобедрая Мадлен шагнула вниз. — Я ж ее знаю, она из „Элизе-Монмартр“. И ведь не одна явилась. Ты что — любовь втроем наметил?»

«Что ты несешь, Мадлен! Я собираюсь писать новую картину „Канкан“. Вот и позвал танцовщиц. Что же случилось?»

Мадлен вздохнула поглубже и вдруг совершенно спокойно произнесла: «А ничего не случилось. Я ее просто с лестницы столкнула. Ну, она личико и расшибла. Да ты не переживай, сладкий! Оклемается…» И тут Сёра взорвался: «Не смей называть меня сладким! Это пошло! Глупо!»

Художник кинулся к лежащей Ла Узард. Та открыла глаза и что-то нечленораздельно пробормотала.