Великие Борджиа. Гении зла

Уж какие улики отыскали люди, занимавшиеся расследованием, нам неизвестно и, по-видимому, останется навсегда неизвестным, но сам папа Александр, несомненно, подозревал Чезаре. Он перестал с ним встречаться. Даже когда Чезаре Борджиа 22 июля, больше чем через месяц после убийства, в качестве кардинала-легата отбыл в Неаполь, Александр не пожелал с ним проститься, хотя раньше они виделись ежедневно.

Через две недели он разрешил уехать в Неаполь и его сыну Жоффре. Он давно собирался туда на церемонию коронации короля Федериго. Он доводился сводным братом отцу жены Жоффре, принцессы Санчи, – но разрешения все не было и не было. Слухи связывали это с тем, что в числе лиц, подозреваемых в убийстве дона Хуана, был и Жоффре. Даже не столько он сам, сколько Санча – утверждалось, что она ревновала дона Хуана к какой-то неизвестной его возлюбленной.

Теперь, по-видимому, подозрения были сняты, и 7 августа супругам разрешили уехать.

Церемония коронации прошла блестяще. Чезаре вел себя с истинно княжеским достоинством – он объявил, что новое герцогство Беневенское, созданное для его безвременно усопшего брата Хуана Борджиа, будет передано сыну покойного Хуану-младшему, пребывающему в Испании со своей матушкой, доньей Марией Энрикес. Донья Мария как раз в это время рвала и метала все вокруг и пыталась добиться от их католических величеств, Фердинанда и Изабеллы, начала независимого расследования обстоятельств убийства ее мужа, как-никак испанского герцога и гранда Арагона. Она была уверена в том, что его убил его брат Чезаре.

Удовлетворительного ответа она тогда так и не получила.

Кардинал-легат Чезаре Борджиа вернулся в Рим и доложил Святому Отцу и всей консистории кардиналов, что порученная ему миссия выполнена с успехом и что король Неаполя присягнул Святому Престолу в качестве верного вассала Папства. Папа римский Александр VI по заведенному с давних времен обычаю обнял посланца Церкви, кардинала-легата, и поцеловал его в лоб. Этим он и ограничился и не сказал Чезаре ни единого слова. Более того – он оставил Ватикан и 28 октября перебрался в укрепленный замок Святого Ангела. В Риме шептались, что папа, по-видимому, не чувствует себя в безопасности.

Говорили, что он боится своего сына Чезаре.

Избавление от скверны…

I

От всех прочих городов Италии Рим отличался тем, что не производил ничего материального. В столице христианского мира крутились огромные деньги, именно сюда, в Рим, стекались церковные бенефиции со всей Европы, здесь же они в значительной степени и тратились – но сам город не производил ничего, даже предметов роскоши. В Риме не было собственных крупных банков, а только отделения банкирских контор Флоренции, Сиены, Болоньи и Генуи. Деньги тут не зарабатывались, а тратились – на пиры, наряды, драгоценности, на неслыханной роскоши дворцы, в которых жили кардиналы, князья Церкви, на женщин, с которыми они забывали о « бренности всего земного». Эта схема держалась по всей иерархической лестнице, от самого верха, то есть от папского двора, и до самого низа. Через Рим шел не только поток денег, но и поток паломников – и для них услуги всевозможного рода имелись в Риме на любой кошелек. По числу куртизанок на душу населения Рим в то время прочно держал первое место во всей Европе. Цвела пышным цветом и коррупция – считалось, что за деньги в Риме можно выправить любой документ. В сумме все вышеописанное производило тяжелое впечатление – когда брат Джироламо Савонарола громил с церковной кафедры грехи Церкви и призывал « соскрести с тела Церкви струпья скверны», он был отнюдь не одинок.

Его атаки на Святой Престол не остались без ответа.

Брату Джироламо несколько раз предписывалось прекратить свои лживые проповеди, и, поскольку такого рода приказы он раз за разом игнорировал, его в конце концов отлучили от Церкви.

На него это мало повлияло – во Флоренции авторитет Савонаролы был незыблем, причем до такой степени, что 7 февраля 1497 года он устроил там « очищение огнем от мирской мерзости» – в костер полетели и картины, « полные соблазна», и книги « сомнительного содержания», и лютни, « услаждавшие слух дам», и игральные карты, и всевозможные помады и притирания, и даже зеркала, в которые, по мнению брата Джироламо, горожанки гляделись слишком часто. Все это, конечно, шло в прямое противоречие с духом и нравами города Рима, но летом 1497 года, казалось, произошел некий перелом.

Убийство дона Хуана потрясло душу папы Александра. В самом Риме он встретил множество уверений в соболезновании, но мало искреннего сочувствия. В городе распевались песенки, в которых говорилось, что теперь папа Александр есть истинный наследник Святого Петра, ставшего из рыбака « ловцом человеков», ибо сети выловили ему из Тибра его собственного сына.