Великие государственные деятели Российской империи. Судьбы эпохи

Кажется, перед нами отрывок из «крестьянской утопии» XVIII или XIX века – истории благородного земледельца, живущего от «плодов своего труда» и процветающего. Только хозяин этой утопии вовсе не земледелец, а «бесстыдный торгаш». «Торгуем помаленьку маслишком да дегтишком»… – так он сам описывает свои занятия.

«Хорь и Калиныч» впервые опубликован в «Современнике» в 1846 году. Почти за 15 лет до реформы. Но условия жизни крестьян практически не изменились. Чем более «земледельческой» была деревня, тем беднее и труднее она жила. Это заставляет по-новому взглянуть на тот широко известный факт, что «при царизме Россия экспортировала хлеб». Теперь мы знаем за чей счет осуществлялся этот экспорт.

Так и получалось, что земледелие в России приносило прибыль всем… кроме самих земледельцев. Почему же после 1861 года не начался массовый исход крестьян из деревни в города?

Поскольку, по реформе 1861 года, землю крестьяне могли получить только за выкуп, приняли вполне разумное решение организовать для бывших крепостных крестьян такие же «сельские общины», какие прежде были организованы для государственных крестьян. Как правило, такие сельские общества составлялоись из крестьян одного владельца. Именно община производила выкуп земли, и соответственно она становилась владельцем земли и могла осуществлять ее «передел» – изменить размеры участков в пользовании крестьянских семей сообразно изменившемуся количеству работников и способности уплачивать подати.

Поскольку трудно было подобрать равноценные наделы, широко практиковалась так называемая «чересполосица» – каждый участок земли одинакового качества нарезался на узкие полоски по количеству хозяйств. Одной семье могло быть отведено два или три десятка таких «полос», в разных местах общинных полей.

Община облагалась налогом, но в то же время могла сама решать, какую сумму брать с каждого из крестьян, и в случае недоимок сама взимала долги. Все члены сельской общины были связаны круговой порукой – община несла коллективную ответственность за уплату всех видов налогов и выкупных платежей всеми своими членами. Не расплатившись с долгами, крестьянин не мог выйти из общины и уйти на заработки в город. Таким образом, община могла спасти крестьянскую семью от разорения, а могла связать ее по рукам и ногам долговыми обязательствами.

Неэффективность сельского хозяйства в России второй половины XIX века и слабую готовность государства справляться с трудностями показал голод 1891–1893 годов, охвативший 16 губерний Европейской России и Тобольскую губернию в Сибири с общим населением 35 миллионов человек. Голод этот был не только «хлебным», но и «денежным» – крестьянам просто не на что было купить новое посевное зерно, взамен погибшего во время засухи, а государственная система не смогла вовремя отреагировать и принять меры еще до того, как села стали вымирать от голода и эпидемий дизентерии, сыпного тифа, малярии и холеры (при недостаточном питании сопротивляемость организма вполне закономерно понижается). Ни усилия государства, ни благотворительность, ни работа добровольцев (среди которых были и Толстой и Чехов), ни помощь Америки не помогли быстро справиться с этой бедой. В результате общество разделилось – всех ужаснули массовые смерти, но одни винили в них отсталость сельского хозяйства и неразвитость свободных рыночных отношений на селе. Другие же видели причину как раз в «избытке» свободного рынка, который привел к недостатку земли у каждого конкретного крестьянина, концентрации большого количества земель в руках помещиков и фабрикантов, использованию пахотных земель для строительства железных дорог, продаже зерна за рубеж и различным спекуляциям. «Эпидемия голода», хоть и в меньших масштабах, повторилась в 1901–1902 и в 1905–1908 годах.

* * *

Императоры-реформаторы и министры-реформаторы вовсе не ставили себе целью «переход от феодального к буржуазному строю». Когда хоронили Николая I, некоторым из очевидцев запомнился такой эпизод: гроб императора внесли в собор Петра и Павла, отпевание и прощание семьи с телом закончилось. Новый император идет к выходу из собора, и все смотрят, кому он подаст руку. Очевидец, адъютант императора, рассказывает: «По окончании этой церемонии Александр пошел к выходу, не обращаясь ни к кому, включая самых известных в стране сановников, обойдя вниманием даже знаменитого генерала Ермолова, который, несмотря на преклонные лета, приехал из Москвы на похороны его отца. Обойдя Ермолова, император внезапно остановился около входа в храм, тепло пожал руку господина в черном фраке, по лицу которого легко можно было судить о его происхождении.

– Кто это такой? – зашептали вокруг. – Кому это император подал руку?

– Это банкир Штиглиц[47], ведь царю нужны миллионы, военные расходы, – отвечал какой-то генерал.

Так в Храме у гроба отца царь разменял русскую славу на червонцы».