Великие государственные деятели Российской империи. Судьбы эпохи

Эта программа с предназначалась для первого трехлетия. Затем шел курс, приравненный к университетскому: «а) науки нравственные, b) физические, c) математические, d) исторические, e) словесность, f) языки, g) изящные искусства и гимнастические упражнения. В течение сего курса, если время позволит, дается воспитанникам понятие также о гражданской архитектуре и перспективе как об искусствах, в общежитии необходимых».

При начальном обучении большое значение уделялось родному и иностранным языкам. Сперанский рекомендовал уделить много времени заучиванию «коренных слов», от которых образуется большое количество производных слов и как можно раньше начинать практиковаться в переводах. Какого результата он ожидал? «В течение трех лет начального курса обучение языкам должно быть доведено до такой степени, чтоб на латинском воспитанники могли разрешать каждый период и переводить с латинского языка с помощью лексикона Федра или Корнелия Непота, как книги удобнейшие. Что принадлежит до российского, французского и немецкого языков, они должны переводить с одного на другой с свободою». Горчаков проявлял большие способности к языкам и при выходе из лицея говорил не только по-французски и по-немецки, но еще и по-английски и по-итальянски.

Что до математики, то за первые три года ученики должны были выучить «арифметику, все части простой геометрии, тригонометрию прямолинейную и алгебру до кубических уравнений», а также «первые основания механики и математической географии». Из физики – «как общие, так и особенные свойства тел; познание магнитных, электрических и гальванических явлений и опытов».

Для обучения истории Сперанский рекомендовал как можно шире использовать хронологические таблицы «дабы связь происшествий тем удобнее могла быть понимаема» и географические карты, «остановлять внимание на деяниях великих людей и заставлять воспитанников пересказывать их, указуя между тем им истинные отличительные черты каждого характера». Учащиеся так же должны были практиковаться в сочинениях, переходя от «простого повествования» к составлению речей и использованием ораторских приемов.

На старшем курсе ученики должны глубоко изучить правоведение, «права публичного, права частного и особенно права российского и пр.», знать «статику, гидравлику, артиллерию и фортификацию», изучая историю «представить в разных превращениях государств шествие нравственности, успеха разума и падения в разных гражданских постановлениях».

В свободное время ученики, как было принято, издавали литературные журналы «Юное перо», «Неопытный пловец», «Лицейский мудрец» и т. д. Верховодили, разумеется, Пушкин, Дельвиг и Кюхельбекер, хотя лучшим поэтом Лицея считался Илличевский. Горчаков же пробовал себя в прозе. Он написал то ли повесть, то ли трагедию «Изяслав», которая, к сожалению, не сохранилась.

* * *

Изоляция от семей сильно сближала воспитанников, создавала то ощущение, которое позже передал Пушкин в стихотворении, написанном к очередной лицейской годовщине 19 октября:

 Куда бы нас ни бросила судьбина,
И счастие куда б ни повело,
Все те же мы: нам целый мир чужбина;
Отечество нам Царское Село.

 

Кстати, лицейские прозвища Пушкина и Горчакова были похожи. Пушкин – Француз, Горчаков – Франт.

Есть среди первых стихов Пушкина и два послания «Князю А.М. Горчакову», одно – шутливое, которое сам адресат счел неприличным, другое – торжественное и печальное, как и полагалось перед выпуском. Но нам, знающим дальнейшие события, они могут показаться пророческими:

 Мой милый друг, мы входим в новый свет;
Но там удел назначен нам не равный,
И розно наш оставим в жизни след.
Тебе рукой Фортуны своенравной
Указан путь и счастливый, и славный, –
Моя стезя печальна и темна…

 

Эту дружбы не нарушала даже конкуренция, которая поощрялась учителями. Учеников в классе и в столовой сажали по успеваемости. Первые места, как правило, занимали Вольховский, Пущин, Матюшкин и Кюхельбекер. «В хвосте» плелись Константин Данзас и Силольверий Брольо (Броглио), близко к концу сидел Пушкин, как правило, из-за рассеянности и неумения сосредоточиться. Позже в черновом варианте стихотворения «19 октября» Пушкин напишет:

 Пускай опять Вольховский сядет первым,
Последним я, иль Брольо, иль Данзас.

 

Справедливости ради нужно отметить, что Сильвестр Брольо приехал вместе с отцом из Пьемонта, и еще плохо говорил по-русски. Данзасу же, по мнению лицейских педагогов, свойственны «мешковатость, вялость, неловкость, и притом и леность». Товарищи называли его Медведь.