– Неужели я расположен в такое время к шуткам? И вообще, я не любитель шуток. Тебе что опасаться? Ты – искусный стрелок. Промахнуться не должен. А не попадешь в яблоко – не сносить тебе головы! Сама скатится, как созревшее яблоко. И где здесь шутка?
– Господин наместник, лучше сразу казните меня! Кто решится на подобный выстрел?
– Отец, —крикнул старший сын, – стреляй! Не промахнешься. Я не пошевельнусь.
Стоявшие за спиной Телля люди застонали, заохали от гнева и бессилья.
Но перед ним – блестящие наконечники копий. Ужасом переполнены лица женщин, многие из них матери. На глазах мужчин – слезы. То слезы ненависти к захватчикам их вольной страны.
Приказал Гесслер своей свите:
– Отсчитать сто шагов!
И опять каким – то непонятным образом, неизвестно откуда, выскочил вертлявый шпион и запрыгал на своих длинных ногах, отмеряя метры. У него каждый шаг в три шага обычного.
– Вот сто шагов, последний, сотый здесь, под цветущей липой, – кричал шпион уже с другого конца площади.
– Мы запомним каждый твой шаг, убийца! – неслось угрожающе из толпы.
Слышал эти слова или нет наместник, было неясно, но те, кто стоял рядом, видели, как сжались и побелели его пальцы на рукояти меча.
– Поставим под яблоко младшего, возьмите его! – упали в толпу тяжелые, как гроздья винограда, слова Гесслера.
Но отстранил стражника оружейник Конрад и вышел вперед, стал перед наместником.
– Покорно просим тебя, господин наместник, – сказал он, – отпустите Телля.
Не так уж и велика его вина…
Даже не взглянул Гесслер на оружейника, хлыстом отстранил его. Грузно повернулся в седле, не мигая устремил свой беспощадный маленький взгляд на Телля.
– Я жду, – коротко обронил он
Толпа пошатнулась. Громкий гневный ропот прошелся по ней. И сразу сто острых копий уставились на толпу. Казалось, вот – вот вспыхнет сражение.
– Остановитесь! Стойте! – что есть мощи закричал Телль. – Я согласен! Я выстрелю в яблоко на голове моего сына.
Толпа замерла, отпрянула назад от копий.
– Тащите мальчишку к дереву, к той липе! – приказал Гесслер.
Да не тут – то было. Как угорь, выскользнул мальчик из цепких рук солдат. Но побежал не в толпу, чтобы скрыться. Побежал он к липе.
– Чтобы не было страшно, дай я завяжу тебе глаза!… – крикнул мальчику оружейник Конрад.
– Не бывать этому, славный Конрад! Я смело буду смотреть открытыми глазами! Ведь это стреляет мой отец, знаменитый Вильгельм Телль!
Солдат – наемник осторожно положил красное яблоко на голову мальчика. Неподвижно стоит он. Боится пошевельнуться, смотрит не отрываясь на отца.
Аккуратно снял Вильгельм Телль с плеча самострел. Из колчана, висевшего за спиной, достал две стрелы, одну из них зачем – то спрятал на своей груди.
В воздухе повисла зловещая тишина. Многие в толпе зажмурили глаза, отвернулись в сторону – не хотели видеть такого испытания.
Поднял Телль самострел, руки крепкие, не дрожат, взгляд цепкий, не промахнется.
И вот свистнула стрела в воздухе… Онемела толпа.
А потом разразилась облегченным, радостным и протяжным вздохом.
– Отец! – зазвенел счастливый голос сына.
– Слава богу! Он жив! Невредим! – словно один голос, кричала толпа на площади.
Словно летит, как птица по воздуху, мальчуган навстречу Теллю, а в руках у него две половинки яблока.
Как живая, покачивается в стволе липы стрела.
Пришел на помощь оружейник Конрад: взял он из рук Телля самострел, чтобы мог отец прижать сына к груди.
Забыты Гесслер и его стражники. Радостно обступили люди Вильгельма Телля.
И вдруг толпу прорезал скрипучий противный голос Гесслера:
– Поведай мне, Телль, а зачем ты спрятал на своей груди вторую стрелу?
– Это обычай стрелков, – ответил Телль и прижался щекой к голове ребенка. Еще хранят волосы сына запах яблока.
– Неправду ты мне говоришь, стрелок. Я хорошо знаю обычаи твоей страны. Такого нет обычая. Не трусь, дай ответ по совести. Какой – бы не был ответ, жизнь я тебе сохраню
Поспешил оружейник Конрад остановить Телля – протянул руку, чтобы не дать сказать другу, но не успел. Телль уже сделал шаг навстречу наместнику. А может быть, навстречу смерти?
– Я дам правдивый ответ. Эта вторая стрела предназначалась тебе. Дрогни моя рука, попади я в сына, второй раз я бы не промахнулся, сразил тебя насмерть…
Внимательно посмотрел Гесслер в глаза Вильгельму Теллю и вздрогнул: увидел в них то, чего больше всего боялся.
Нет, не было покорности в этих людях. Людях вольных гор. Ой не зря доносили ему шпионы, что высоко где – то в снежных горах, куда не может добраться ни один солдат, собирается этот грязный нищий сброд. И вроде уже заключен союз трех капитанов о войне за победу. До сегодняшнего дня не верил он этим доносам. Хотя многих людей пытал он, допрашивал в подземельях своего замка – никто не давал показания. А сейчас понял – все так и есть!
И заговорил Гесслер, задыхаясь от злобы:
– Слово свое я сдержу! Жить ты будешь, Вильгельм Телль. Но никогда не увидишь ты ни луны, ни солнца. Сдохнешь в подземелье моего замка. Немедленно схватить его, бросить в темницу! Остальных разогнать! Освободить площадь! Собаки и свиньи! Грязные оборванцы!