Бланш ослепла на один глаз, отсидела шесть лет, вышла под тайный надзор полиции, в 1940 году получила предложение выйти замуж от Эдди Фрейзора и приняла его; дружила с братом Клайда и сестрой Бонни, часто ездила с ними на рыбалку. С ее слов была записана книга о путешествиях с бандой Барроу. Умерла она в семьдесят семь лет, пережив всех участников истории. Перед смертью говорила журналистам, что сейчас ей кажется, будто всю историю банды Барроу она прочла в какой-то книжке и все это было не с ней вовсе.
Но интересней всего получилось с малышом Джонсом. Он после своих шести лет отсидки пытался социализироваться, даже хотел добровольцем пойти в армию в 1942 году, но, поскольку одна пуля так и сидела у него в груди невытащенной и обнаружилась только после рентгена, его не призвали. Ну, он как-то жил – в Хьюстоне, по соседству с матерью; женился, похоронил жену, подсел на обезболивающие, много пил. Когда вышел фильм, местное телевидение отвезло его на премьеру и запечатлело его монолог, адресованный сидевшим по соседству подросткам: “Вы что, ребята, думаете, что это прям была романтика? Прям гламур? Да это был ад!” Позже он подал в суд на “Уорнер Бразерс”, утверждая, что они в фильме оклеветали его: якобы персонаж, имеющий его черты, сдает Бонни и Клайда. Но поскольку персонажа звали иначе, делу не был дан ход. “Я так и знал, что в мире не добьешься справедливости, – сказал он журналистам. – Но хоть попробовал”.
А погиб он так: с подругой, с которой выпивал, отправился ночью к общему приятелю, чтобы их пустили на ночлег. А поскольку он был пьян и буен, общий приятель открыл огонь и тремя выстрелами уложил Джонса. “Трезвый-то он был очень милым человеком, но как выпьет – буйствовал, – пояснил друг. – Плюс репутация”. Было это 20 августа 1974 года, малышу было пятьдесят восемь.
Вот про него можно было бы снять интересный фильм, и особенно ярко я вижу его финал. После этих трех выстрелов малыш оказывается на том самом шоссе, и около него притормаживает автомобиль с Бонни и Клайдом. Бонни смотрит на него с состраданием, а Клайд – с такой улыбкой, которую сразу не разберешь. Открывается дверь.
– Садись, малыш.
И малышу опять семнадцать лет, и бежать ему некуда.
– Что, малыш, – спрашивает Клайд, – хочешь поехать с нами?
Малыш понимает, что они поедут в ад, больше некуда. И честно отвечает:
– Нет.
– А придется, – отвечает Клайд. – От нас ведь не убежишь.
И ударяет по газам. И под его хохот они исчезают в пламени, где ждут их все участники этой истории, включая Бака, Бланш и великолепную шестерку.
– Ничего, малыш! – орет Клайд. – Лучше так, чем всю жизнь никак!
И что возразишь, особенно если тебе семнадцать лет, ты ничего не видел, кроме Техаса, а в конце тебя все равно шлепнули за просто так?
Элем Климов и Лариса Шепитько
Это была самая красивая, самая талантливая и самая трагическая пара советского кино.
И как-то в их судьбах – российская история вообще чрезвычайно наглядна – сошлось всё: цензура, интерес интеллигенции к оккультизму, поиски Бога, агония советской системы со всеми вытекающими психологическими последствиями, российский культ сверхчеловека и неизбежная гибель этого сверхчеловека. Судьба Шепитько, которая буквально сожгла себя не знаю уж на каком огне, была прообразом скорой смерти Высоцкого и Даля; а еще до этого покончил с собой сценарист Шпаликов, раньше всех понимавший всё. Климов и Шепитько были противоположны во всем, кроме главного: оба порождены и убиты советской системой, оба задуманы были для великих дел, обоим не дали их сделать, хотя им удался, пожалуй, максимум возможного.
Предыстория их брака хорошо известна. Климов родился в Сталинграде в 1933 году, Шепитько – пятью годами позже в Артемовске. Климов окончил Московский авиационный институт, работал инженером на заводе, поступил во ВГИК и вспоминал: такого количества красавиц он еще не видел. Сам он тоже пользовался успехом: взрослей большинства, красавец, мастер спорта по гребле и баскетболу. Но при первой попытке заговорить с Ларисой Шепитько она его отбрила так, что на вторую попытку он долго не решался.