Великие русские женщины. От княгини Ольги до Терешковой

Брики называли Маяковского Щеном. Лиля писала о тех временах: «Совсем он был тогда еще щенок, да и внешностью ужасно походил на щенка: огромные лапы и голова – и по улицам носился, задрав хвост, и лаял зря, на кого попало, и страшно вилял хвостом, когда провинится. Мы его так и прозвали – Щеном». В их переписке – зашкаливающий уровень нежности и интимности: Лиля называла Маяковского милым Щенёнком, Володиком, а Маяковский Лилю – милым Лучиком, Лилёнком, детонькой. Вместо обручальных колец они обменялись перстнями с гравировкой. На ее перстне были расположенные по кругу буквы «ЛЮБ», ее инициалы, сливавшиеся в бесконечное «ЛЮБЛЮ».

Лиля Брик (1966)

Но в любви этой, бесконечной и безусловной, все было непросто и болезненно. Маяковский ревновал Лилю ко всем (и не всегда без оснований); в 1916 году он пытался покончить с собой, но вышла осечка, и второй раз выстрелить он не решился. Лиля была не ревнива, поскольку знала, что всегда будет для Маяковского главной женщиной его жизни, однако держала его под контролем. Вот так, например, в одном из писем отчитывала за неправильное поведение: «Володик, Юлия Григорьевна Льенар рассказала мне о том, как ты напиваешься до рвоты и как ты влюблен в младшую Гинзбург, как ты пристаешь к ней, как ходишь и ездишь с ней в нежных позах по улицам. Ты знаешь, как я к этому отношусь. Через две недели я буду в Москве и сделаю по отношению к тебе вид, что я ни о чем не знаю. Но требую: чтобы все, что мне может не понравиться, было абсолютно ликвидировано». Другими женщинами Маяковский увлекался много и охотно; но интересно, что одной из тем для разговоров с этими дамами всегда была Лиля. Татьяна Яковлева, в которую поэт был серьезно влюблен, вспоминала: «Во время наших прогулок он часто возвращался к разговорам о ней. В его первый приезд мы пошли куда-то покупать ей костюм и всякие мелочи, а потом я почему-то должна была выбирать цвет машины, „чтобы машина понравилась Лиличке“».

«Очень прошу Вас обратить внимание на письмо Брик. Маяковский был и остается лучшим и талантливейшим поэтом нашей советской эпохи»

(И. В. Сталин)

Настоящей изменой Лиля считала только измену литературную и была всерьез уязвлена только тогда, когда Маяковский посвятил два стихотворения другой женщине. Лиля с горечью заметила: «Ты в первый раз меня предал». Когда поэт покончил с собой вследствие нагромождения запутанных обстоятельств, личного и творческого кризиса, да и конкретной тяжелой минуты, не последнюю роль сыграло во всем этом то, что Лиля была далеко и он находился вне зоны ее неустанного контроля.

После Маяковского

Вторым мужем Лили Юрьевны стал Виталий Маркович Примаков, военный, с которым они познакомились еще в 1920-е годы. Расклад был такой же: Осип Брик жил с ними, другого способа существования Лиля не представляла. В разлуке она всегда по нему тосковала. «Любименький, дорогой, золотой, миленький, светленький, сладенький Осик!» – писала Лиля Брику из Берлина, где находилась вместе с мужем. Виталий Маркович, как и все, с кем эта женщина связывала жизнь, был человеком неординарным: «Примаков был красив – ясные серые глаза, белозубая улыбка. Сильный, спортивный, великолепный кавалерист, отличный конькобежец». В 1930-е годы он занимал высокий пост. Теперь в круг общения Бриков входили Якир, Тухачевский, Уборевич… Все они потом проходили по делу о «военно-фашистском заговоре» и в 1937 году были расстреляны. Как и Виталий Примаков. Лиля кроме шока и горя испытала еще и замешательство, поскольку допустила мысль, что подобный заговор действительно мог существовать и что ее муж мог быть в нем замешан. За эти минуты сомнений она горько раскаивалась: «Я часто потом плакала, что была несправедлива и могла его в чем-то подозревать». После расстрела Примакова Лиля сама ожидала ареста, но его не случилось; говорят, Сталин лично вычеркнул ее фамилию из списка намеченных жертв, решив, что не стоит «трогать жену Маяковского».

Ее главным делом было сохранение и популяризация творческого наследия Маяковского. В 1935 году Лиля Юрьевна написала Сталину, и тот прореагировал письмом к Ежову: «Очень прошу Вас обратить внимание на письмо Брик. Маяковский был и остается лучшим и талантливейшим поэтом нашей советской эпохи. Безразличие к его памяти и к его произведениям – преступление». Письмо не просто помогло; после него фигура поэта стала превращаться в бронзовый памятник. Маяковского стали насаждать, по выражению Пастернака, как картошку. И в глубине души Брик была с Пастернаком согласна. Впоследствии она иногда сожалела, что написала Сталину: «По обычаям того времени Маяковского начали подавать тенденциозно, однобоко, кастрировали его. Похвала Сталина вызвала кучу фальшивых книг о нем».