Великие рыбы

Поэт спал, выпятив губы. И все, о чем он думал – и слушая импровизацию Мицкевича, и ворочаясь только что, – нахлынуло на него в виде необычайно ярких и сочных образов. Тут было все. И последние дни патриарха, его сомнения и великая готовность к жертве. И страшная и одновременно радостная пасхальная ночь, ставшая для него последней. Крики константинопольской черни, плеск волн, солнечные улицы Одессы… И снова патриарх – не висящий, но точно парящий над землей, у распахнутых ворот церкви, в ласковом золотом сиянии…

Пустынь

Купчиха умирала тяжело.

От мучений у несчастной вывалился язык, который и после смерти не смогли вправить. Так с высунутым языком и похоронили.

Купчихина смерть вызвала широкие толки.

«Ты спрашиваешь причину такой страшной кончины. Судьбы Божии для нас неисповедимы, а можно только сказать, что, во-первых, неблагонамеренно брать у бедных людей деньги, без уплаты оных… А во-вторых, должно быть, особа эта много грешила языком… и, видно, в этом не покаялась; в-третьих, такие страшные кончины бывают и для вразумления оставшихся живых, чтобы были осторожны и страшились нарушать заповедь Божию…»

Так писал оптинский старец Амвросий одной из инокинь, знавших покойную. Проживая некоторое время в обители, купчиха много задолжала инокиням да и мирским бедным людям; не расплатившись, отбыла восвояси.

Таких писем, шедших из Оптиной, – сотни, тысячи.

Поясняющих, ободряющих, предостерегающих; купцам и военным; мастеровым, едва владевшим грамотой, и первейшим русским писателям… Всем, кто прибегал к оптинским старцам со своими тяготами, недоумениями и тревогами. А сколько было тех, кто сами приезжали в Оптину, подолгу останавливаясь в ней…

Оптина пустынь, официально именуемая Свято-Введенским ставропигиальным мужским монастырем, возникла в четырнацатом веке недалеко от Козельска – того самого «злого города», который был за столетие до того спален Батыем. По преданию, основателем пустыни был разбойник Опта, шайка которого озорничала в густых козельских лесах. Покаявшийся лиходей принял монашеский постриг под именем Макария и стал первым насельником основанной им обители. Которая стала называться Макарьевской или Оптиной.

Со времен Годунова имя Оптиной пустыни появляется в писцовых книгах; в Смутное время обитель терпит разорение от поляков; при первых Романовых возрождается; при Петре Первом снова приходит в запустение и даже упраздняется. После Петровой кончины она воссоздается, но к концу правления Екатерины Второй снова приходит в упадок: в ней остаются всего два монаха, глубокие старики.

«…Монастырь наш ничем особенно не был до тех пор знаменит: в нем не было ни мощей святых угодников, ни явленных чудотворных икон, не было даже славных преданий, связанных с нашею историей, не числилось за ним исторических подвигов и заслуг отечеству»[12].

Эти известные строки вполне применимы и к Оптиной пустыни. До девятнадцатого века она ничем особым не выделялась.

Начавшееся возрождение русского монашества затрагивает и Оптину. В 1809 году в обители числилось уже тридцать насельников. В 1821-м в ней был устроен скит, а через восемь лет в него для обустройства скитской жизни прибыл старец Леонид, подвизавшийся до того в Александро-Свирском монастыре и славившийся прозорливостью и строгостью жизни.

«…Старцы и старчество появились у нас, по нашим русским монастырям, весьма лишь недавно, даже нет и ста лет, тогда как на всем православном Востоке, особенно на Синае и на Афоне, существуют далеко уже за тысячу лет… Возрождено же оно у нас опять с конца прошлого столетия одним из великих подвижников (как называют его) Паисием Величковским и учениками его, но и доселе, даже через сто почти лет, существует весьма еще не во многих монастырях и даже подвергалось иногда почти что гонениям, как неслыханное по России новшество»[13].