Огромное количество подарков, которые Пеньковский привозил с Запада, также порождало подозрения у КГБ — хотя они и были предназначены начальникам и сотрудникам. В сумме эти подарки стоили больше, чем мог приобрести полковник на свою зарплату и командировочные. Еще один вопросительный знак в досье — ничего основательного, но достаточно, чтобы чуть-чуть усугубить подозрения, хотя бы в спекуляции.
И еще один важный фактор. Весной и летом 1962 года по мере того, как обострялись отношения с Западом, КГБ усиливал наблюдение за всеми иностранцами. Поэтому даже случайные контакты Пеньковского в Москве с англо-американскими дипломатами отмечались более старательно, чем прежде, — просто потому, что иностранцы находились под более плотным колпаком.
Пеньковский не боялся встречаться с Винном, потому что знал, что тот не кадровый разведчик, а бизнесмен, как написано в его визитной карточке. Однако КГБ явно считал Винна подозрительным субъектом хотя бы потому, что тот слишком часто ездит в Москву — в то время как ГРУ вынашивало планы завербовать Винна.
Пеньковский часто ходил в Министерство обороны и читал секретную литературу, в том числе относящуюся к его непосредственной сфере деятельности. Учитывая переданный им огромный объем информации, не исключено, что кто-то не раз встречал его там и тоже доложил куда следует.
Пеньковский чересчур полагался на свои связи с высокопоставленными деятелями, вроде маршала Варенцова и генерала Серова, что должно было отвлечь подозрения. Но в понимании КГБ именно такие связи и наводили на подозрения.
При возникновении малейших признаков неблагонадежности в КГБ принято тайно обыскивать квартиру подозреваемого. Кто-то, конечно же, внимательно присмотрелся к письменному столу. А коль уж обнаружен тайник, топор над человеком занесен. По когда именно это произошло, никому не известно.
Сейчас мы знаем, что встреча Пеньковского с Винном в июле записывалась и фотографировалась. Винн отмечает это в своих воспоминаниях о суде: «Они достают магнитофон. Звучит то голос Пеньковского, то мой. Этого достаточно, чтобы показать, что они прослушивали наши разговоры… Слышно, как я говорил: «Желаю тебе удачи, Алекс» и «У меня письма к тебе от них», а Пеньковский произносит: «Да, они пишут очень хорошие вещи…»
Либо в номере Винна были установлены микрофоны, как это делается со многими иностранцами в Москве, и эта запись дала основание к усиленной разработке Пеньковского, либо обыск на квартире Пеньковского побудил КГБ установить слежку за номером Винна. В любом случае, кто-то в КГБ наконец-то догадался сложить два и два.
Нам пока не известно, когда настало это прозрение в КГБ. Видимо, не в июле. Похоже, в конце августа Пеньковский еще пересылал информацию на Запад — этим временем датированы последние «Записки». И весьма сомнительно, учитывая нараставшую тогда напряженность в связи с карибским кризисом, что кому бы то ни было в положении Пеньковского позволили бы и дальше передавать такую информацию даже с целью выяснения контактов. Для контрразведки он был слишком крупной рыбой, чтобы водить ее на крючке.
Вероятнее всего, учитывая обычную медлительность советской бюрократии, чего стоит хотя бы запись и прослушивание тысяч разговоров иностранцев, прошло много недель, пока данные о виновности Пеньковского и Винна, собранные вместе, легли на стол высокого начальства.
Джакомо Казанова
5. Путешествие Казановы в Дюнкерк
Из «Мемуаров Джакомо Казановы».