Великие шпионы

Азеф приехал в Глазго в середине июля. С помощью Костенко он получил — конечно, под чужой фамилией — разрешение осмотреть крейсер и исследовал все помещения, в том числе и те уголки, в которых предполагалось спрятать террориста, вентиляционную трубу и пр. Вывод его был неблагоприятен для плана: он считал его невыполнимым. Его отзыв был решающим, и план был отставлен. После этого вся надежда была на нахождение добровольцев из состава экипажа. После некоторых поисков такие добровольцы были найдены. Это были матрос Герасим Авдеев и вестовой Каптелович. Особенные надежды возлагались на первого — очень смелого, энергичного и весьма революционно настроенного человека. С ним были знакомы как Савинков, так и Карпович; позднее с ним встретился и Азеф. Оба они получили от Боевой организации револьверы и со своей стороны написали прощальные письма, в которых объясняли мотивы своего поведения: эти письма вместе с приложенными к ним фотографическими карточками взял с собою Азеф — они должны были быть опубликованы после совершения ими намеченного акта.

В середине августа 1908 года крейсер вышел в Россию. Уже в пути в личном письме к Савинкову Авдеев писал о своих настроениях: «Я только теперь начинаю понимать, что я такое. Я никогда не был и не буду работником-пропагандистом… Я теперь, глубоко, серьезно подумав, представляю себе выполнение порученной задачи… Одна минута разрешит больше целых месяцев».

Только 7 октября состоялся царский смотр. «И Авдеев, и Каптелович встретили царя лицом к лицу», — сообщает Савинков. По рассказу Костенко, переданному Верой Фигнер, Авдееву пришлось даже по просьбе царя принести ему бокал шампанского и в течение нескольких минут стоять в непосредственной близости от него. Покушение легко могло быть совершено, но Каптеловичу и Авдееву в решительную минуту не хватило смелости. По рассказу Костенко, который лучше осведомлен о том, что происходило на крейсере, дело обстояло совершенно иначе: военная организация, существовавшая там, готовила вооруженное восстание. Количество было велико, и руководители организации надеялись, что успех будет на их стороне. Авдеев и Каптелович входили в состав этой организации, но не посвятили ее в свои планы. Тем не менее по их поведению руководители организации догадались, что ими что-то готовится, и потребовали объяснений. Пришлось рассказать — результатом явились бурные объяснения. Было ясно, что план цареубийства скрещивается с планом восстания: одно помешает другому, так как в результате покушения на царя на крейсере, конечно, начнутся допросы и аресты, полиция неминуемо нападет на след организации и большой план захвата Кронштадта погибнет. В результате организация потребовала от Авдеева и Каптеловича отказа от их планов, и они должны были подчиниться ее решению.

Некоторые косвенные указания говорят о том, что эта версия Костенко более правильно объясняет поведение Авдеева и Каптеловича, чем догадка Савинкова. Если так, то последняя карта Азефа, от которой зависело его спасение, была бита сторонниками того самого массового восстания, в которое он никогда не верил и против которого всегда боролся. Ясно одно: не состоялось это покушение не потому, что его не хотел Азеф. Последний сделал все, что в его силах, для доведения этого предприятия до успешного конца. Герасимов ничего не знал о том, что должно было произойти на «Рюрике». Прощальное письмо Авдеева, подписанное его настоящим именем, вместе с приложенной к нему фотографической карточкой — письмо, которое с головой выдавало Авдеева, — осталось на хранении у Азефа вплоть до его разоблачения: уходя в ночь на 6 января 1909 года со своей парижской квартиры, Азеф сознательно положил его на видном месте на своем письменном столе как документ, который должен был доказать его обвинителям, что он не был предателям, хотя мог предать, но не сделал этого. На самом деле значение этого документа было иное: он свидетельствовал, что в данной партии его игры Азефу было более выгодным предать не революционеров…

РАЗДЕЛ V Перебежчики: смена знамени

Люди, которые переходят на сторону противника во время открытой или «холодной войны», как правило, по идейным соображениям, называются перебежчиками, особенно если они не могут принести противной стороне что-либо ценное с информационной или пропагандистской точки зрения. Человек, занимающий какое-то положение в своей стране и тем не менее рискующий всем, чтобы бежать и начать с нуля новую жизнь в чуждой по языку и образу жизни стране, должен иметь на то веские причины. Обычно это глубокое разочарование в системе, при которой он живет.

Самый яркий пример перебежчика — это Светлана Аллилуева, дочь Сталина, которая искала на Западе свободы вероисповедания и самовыражения. Кроме этих духовных потребностей, она имела у себя на Родине все и покинула ее отнюдь не из-за материальной нужды.