Великие шпионы

При приближении к проходной я почувствовал, как на лбу выступает пот и к горлу подступает комок. Так не годится, подумал я. Мне ведь нельзя даже полезть в карман за платком — малейшее движение может все испортить.

До входной двери, казалось, предстояло пройти не менее тысячи километров. Я постепенно приближался к проходной. Вот она. Сердце радостно забилось. В будке никого не было. Павлов ушел. Добрый знак. Мне очень повезло. Я расписался в книге, пожелал охраннику спокойной ночи и вышел на темную улицу. Было еще душно, но я жадно глотал свежий воздух.

На трамвае я поехал в центр и поспешил в редакцию газеты «Оттава джорнэл».

Я дрожал как осиновый лист. Почему, не могу сказать, видимо, от нервного напряжения. За углом я остановился, чтобы вытереть лоб и убедиться в отсутствии слежки. Наконец я вошел в здание и спросил лифтера, где можно видеть главного редактора.

— Шестой этаж, — сказал он, захлопнув за мной дверь.

На шестом этаже я подошел к двери с табличкой «Главный редактор», и вдруг что-то остановило меня. Внезапно появилось мрачное предчувствие. Конечно, подумал я, в любой большой газете должен сидеть агент НКВД. Правильно ли я поступаю? Я решил хорошенько подумать и направился обратно к лифту. Дверь отворилась, кто-то вышел, а лифтер крикнул:

— Вниз!

Я зашел в кабину. Она проехала пару этажей и остановилась за новыми пассажирами. Среди них была девушка, которая взглянула на меня и улыбнулась:

— Что вы тут делаете? Что, в посольстве большие новости?

Я перепугался. Лицо знакомое. Где я ее видел? Что мне делать?

Лифт дошел до первого этажа. Как только дверь отворилась, я пробормотал девушке, что очень спешу, и стремглав бросился на улицу. До угла я бежал, потом перешел на быстрый шаг. Я проскочил несколько кварталов, пытаясь собраться с мыслями. Что мне делать? Я вскочил в трамвай и поехал домой. Надо поговорить с Анной.

Анна ответила на мой условный стук. Лицо ее было белее мела.

— Что-то не так? — испуганно прошептала она.

Я тяжело опустился на диван. Анна уселась рядом со мной. Я рассказал ей все, вплоть до того, как меня засекла девушка в лифте.

Анна внимательно слушала. Когда я смолк, она произнесла совершенно безмятежным тоном:

— Ее не бойся, Игорь. Это журналистка, иначе бы ее там не было. Многие журналисты бывают на при-омах в посольстве, видимо, оттуда она тебя и запомнила. У них цепкая память на лица. Но если даже в редакции есть агент НКВД, это не имеет значения. Как он сможет тебе помешать?

Ее доверие придало мне сил.

— Что же теперь? — спросил я.

— Возвращайся туда и иди к главному редактору. У тебя еще несколько часов, пока в посольстве хватятся.

Я расстегнул рубашку и вынул документы. Они отсырели от пота. Анна махала ими в воздухе, чтобы немного подсушить, потом завернула в газету.

Открыв дверь, Анна поцеловала меня. Я сжал ее руку и снова вышел на улицу. В «Оттава джорнэл» тот же лифтер отвез меня на шестой этаж. Быстро подошел к двери главного редактора и постучал. Ответа не было. Я постучал снова. Бесполезно. Дернул дверь. Заперта. Я заглянул в большой зал, где суетилось много народу. Это был отдел городских новостей. На меня никто не обратил внимания. Я увидел, что ко мне направляется рассыльный, и спросил, где найти главного редактора.

— Ушел домой, — был ответ, и мальчишка помчался дальше.

Я подошел к ближайшему столу и спросил журналиста, стучавшего на машинке, кто тут главный.

— Это чрезвычайно важно, — добавил я.

Он с любопытством взглянул на меня, затем подвел к столу на другом конце зала, где восседал мужчина постарше в очках-хамелеонах.

Я сел, достал украденные документы и разложил на столе. При этом я успел объяснить, кто я такой и что я принес доказательства того, что советские шпионы в Канаде похищают данные об атомной бомбе.

Человек в очках вопросительно уставился на меня, затем взял несколько документов и тут же отложил в сторону. Они были написаны по-русски.

— Извините, — наконец вымолвил он, — меня это не касается, Я бы вам посоветовал обратиться в Королевскую канадскую конную полицию[21] или подождать до утра, когда придет редактор.

Я начал торопливо объяснять, что до утра НКВД может меня выследить и даже убить. И сразу понял, что ничего ему не докажу. По выражению лица журналиста видно было, что он принимает меня за сумасшедшего.

— Извините, — отрезал он. — Я занят.

Он встал и пошел куда-то, а я остался сидеть с разинутым ртом. Я испытывал абсолютную растерянность и беспомощность. На улице я прислонился к стене и попытался собраться с мыслями. Остается единственный выход — обратиться к высокопоставленному чиновнику. Лучше всего к министру юстиции. Я зашагал к Дворцу правосудия на Веллингтон-стрит, где меня остановил рослый полицейский. Я было заколебался, но ведь я находился в отчаянном положении. Я сказал, что мне в высшей степени необходимо немедленно видеть министра юстиции.

Полицейский возразил вежливо, но решительно:

— Скоро полночь. До утра вы никого не сможете увидеть. Извините.

Извините? Это слово уже просто действовало мне на нервы.